— Это — флорибунда. Благородный сорт. Отличается махровым цветом. Куст посадила ваша матушка. Если весной вы посадите его на могилу и будете хорошенько поливать, он уже летом покроется светло-розовыми цветами.
По пути домой Амрай занимала одна-единственная мысль: ужасный вид Амброса Бауэрмайстера. Его появление было столь ошеломительно-неожиданным, что она не решилась заговорить с ним.
— Кто эта женщина, которая вела его? Почему он ослеп, бедняга? — пытала она Инес.
Инес не отвечала. И лишь когда вопрос прозвучал в третий раз, она тихо сказала:
— Может, настало наконец время… вам поговорить.
Ее лицо показалось Инес обожженным какой-то невероятной болью.
— Господи, как ты любишь его, — глухо произнесла она.
Всю ночь они были вместе. Они говорили. Говорили обо всем на свете. До раннего утра.
Через день Амрай уже ехала в поезде в Ланд-кварт, куда вернулся Амброс Бауэрмайстер после того, как потерял зрение. Дверь дома открыла та самая женщина, что была его поводырем во время похорон. Это был дом его родителей, а дверь открыла младшая сестра Амброса. Амрай вошла. В доме было холодно. Женщина провела ее на второй этаж, они поднялись по крутой деревянной лестнице. Сестра Амброса указала на узкую дверь.
— Он в своей детской комнате.
С улыбкой, которая дается только женщинам, — дружеской и в то же время напоминающей о дистанции, она оставила Амрай у порога и ушла.
~~~
— Ты пришла, душа-близнец.
— Амброс.
— …
— …
— Как дорога?
— Дорога как дорога.
— …
— Я не знала, что тебе подарить. Харальд сказал, есть потрясающее виски. Зимнее виски. Потому что якобы дает тепло и может прогреть изнутри.
— Харальд… Как там этот вечный скептик?
— Можно, я сяду?
— Прости мне мою невнимательность, Амрай. Возьми стул. Я знаю, тут неуютно — здесь, наверху, но…
— …Спасибо. Бутылку я поставлю на стол… Ах, да! Чуть не забыла. Я наткнулась случайно на эту книгу во время переезда. Твой любимый Пехт… «Исследования по практическому изучению истории искусств».
— Теперь-то ты ее прочитала? — улыбнулся Амброс.
— Почему ты смеешься?
— Наш Пехт.
— Да… Я попыталась. Это нечитаемо.
— Ты права.
— …
— Ты не сядешь ко мне?
— Если тебе так хочется.
— …
— …
— Ты по-прежнему пахнешь как девчушка. Боже, сколько времени прошло.
— Да уж. Я подсчитала. Тринадцать лет. Детям было восемь, когда ты ушел… Но ведь на самом деле ты не уходил… Амброс, ты должен знать, что я знаю все. У меня давно был разговор с Инес… Не надо нам больше обманывать друг друга.
— …
— …
— Почему ты приехала?
— Я прошу развода.
— Именно поэтому?
— Не только. Я должна тебе сказать, что не держу на тебя зла. Что мне не надо больше любить тебя. И что только теперь я способна выносить тебя таким, какой ты есть.
— Но ведь слишком поздно, не так ли, Амрай?
— Здесь холодно. Твоя сестра не топит?
— Слишком поздно. Не так ли?
— …Амброс… Все эти годы я мечтала о тебе. Я тосковала по твоей дерзости. Ты показывал женщинам язык. Ты высмеивал все, что вменяется и строжит. Помнишь, как ты отказывался прикасаться к деньгам? Из-за сыпи…
— Продолжай.
— Я хотела сказать… Никогда я еще не встречала такого чу́дного своевольного человека…
— А этот крестьянин… этот Георг Молль?
— …
— Ну, ладно.
— …
— Можно тебя чем-нибудь угостить? Может, чаю?
— Прошу тебя, не утруждайся.
— Что ты! У меня тут палка от метлы. Я ей Бригитту потчую. Как в старых фильмах. Как старая, параличная мачеха.
— Отчего ты ослеп?
— Длинная история.
— Ты не хочешь ее рассказывать?
— Ты видела меня по телевизору?
— Мне передавали.
— Инес.
— И она тоже… Мне, честно говоря, было очень неловко. Такое не выносят на публику.
— А ты все та же.
— Естественно.
— А любовь — великая неловкость.
— Ты тоже прежний.
— …Бригитта, ко мне!.. Будь умницей, свари нам черного чаю. Даме без молока и сахара… Все как в старые времена?
— Как в старые.
— …Спасибо, Бригитта. Я сказал: спасибо.
— …
— …
— Вы не выносите друг друга?
— Мы друг друга ненавидим. Как в старых фильмах. Она была любимым дитятей отца. А я был чистой случайностью.
— Что случилось с глазами?
— Можно тебя потрогать?
— ?..
— О!.. Свитер цвета морской волны! Помнишь? Тот самый вагон-ресторан.
— Амброс. Ну пожалуйста!
— А грудь все еще крепкая.
— Пожалуйста, прекрати!
— Ты моя жена.
— Я никогда не была твоей женой… А свитер на мне красный.
— Не уходи, Амрай! Прошу тебя!.. Расскажи о себе.
— А что мне рассказывать? Что ты хочешь знать?
— Все.
— Ах, Амброс.
— …
— Вот мама… Мне действительно ее не хватает.
— Марго. Никогда не забуду, как она стояла тогда на перроне. Высокая, хрустально-хрупкая и неприступная. На ней была замшевая куртка на меху, и она ездила на синем «мерседесе». Сульфатно-ртутном, говаривала она.
— Ты еще помнишь.
— Конечно.
— Она всегда высоко ценила тебя, Амброс. Хотя и знала, что ты лжец.
— Значит, все-таки Страшный Суд?
— Я тоже была лгуньей. На свой лад. Мама открыла мне на это глаза. Мы просто не подходили друг другу.
— Так говорят все, кто заглянул в бездну другого человека… Вместо того чтобы очертя голову кинуться вниз, они убегают. Но там, куда убегают, они умирают от жажды. И напоследок говорят: вот если бы я не боялся за себя!
— Может, и так. Но у меня просто не было для этого сил.