Комната с белыми стенами - читать онлайн книгу. Автор: Софи Ханна cтр.№ 54

– Никакого семейного сходства, правда? С трудом верится, что трое детей одних и тех же родителей могут быть так не похожи. – Рейчел Хайнс кивает на фотографию и передает мне стакан с каким-то темно-розовым напитком. – Этим двоим досталась вся красота.

И обаяние.

Значит, это не пара геев. Ну конечно же! Отпрыски Марчингтон-хаус наверняка учились в Кембридже. Это вам не какой-то там занюханный технический колледж, даже говорить нечего. Рейчел Хайнс, по всей видимости, тоже училась в Кембридже. Или Оксфорде. Любые родители, которым по средствам проложить по периметру кухни прозрачный водопровод, непременно захотели бы, чтобы их детки получили самое лучшее образование. Кстати, а где эти родители? Неужели на работе?

– Венди Уайтхед не виновата в смерти Марселлы и Натаниэля. Я пыталась сказать вам это по телефону, но вы не дали мне договорить. Садитесь, пожалуйста.

Не виновата? Чувствую, как у меня пересохло во рту, и делаю глоток из стакана. Напиток оказывается клюквенным соком.

– Вы сказали, что она убила их.

– Она думала, что защищает их. Я тоже так думала и потому позволила ей это сделать.

Я жду объяснения этой странной фразы, стараясь не обращать внимания на пробежавший по спине холодок. На один миг, пока она смотрит на меня, самообладание покидает ее, и на ее лице появляется выражение беспомощности и испуга.

– Неужели вы не поняли? Я же сказала, она была медсестрой.

– Я читала заметки Лори. Никакой медсестры в вашем доме не было, когда… оба раза вы были одна с детьми, когда они умерли.

– Венди сделала Марселле и Натаниэлю первую прививку АКДС – против коклюша, дифтерита и столбняка. Я так понимаю, у вас нет детей?

Я отрицательно мотаю головой. Вакцинация. Она говорит про вакцинацию. Вспоминаю, как читала в какой-то газете, что какие-то безумные хиппи отказывались делать своим детям прививки, а чтобы ребенок не заболел, полагались на женьшень и масло пачули.

– Они плачут, когда их приносят на прививки. Приходится их держать, пока им делают укол, но при этом не думаешь о том, что делаешь им больно. Ты думаешь, какая ты хорошая мать, ведь ты заботишься о ребенке. Ты не делаешь никаких сравнений, не проводишь аналогий, не думаешь о других ситуациях, в которых людям делают уколы против их воли, и все они ужасны…

Я отталкиваю ее с моего пути, подхожу к кухонному столу и со стуком ставлю стакан. Я рада, что не стала садиться.

– Я ухожу. Наверное, зря я сюда пришла.

– Почему?

– Почему? Разве это непонятно? – Мне трудно скрыть разочарование. – Вы всё выдумываете. Когда вас судили, не было ни слова сказано ни про какие прививки.

– Верно подмечено. Вы даже можете спросить меня почему.

– Теперь вы пытаетесь переложить вину за то, что случилось с вашими детьми, на обычную детскую вакцинацию. Вы пытаетесь приравнять ее к смертельным инъекциям в камере смертников.

– Вы не знаете, что я пытаюсь сказать, потому что не дали мне договорить. Марселла родилась на две недели раньше положенного срока, вы в курсе?

– Какое это имеет значение?

– Если вы сейчас уйдете, то никогда не узнаете.

Я наклоняюсь за моей сумочкой. Теперь я точно знаю, что не буду снимать документальный фильм об убийце по имени Венди Уайтхед, которой это сошло с рук. У меня нет причин оставаться здесь. Рейчел Хайнс должна это понять. К какой лжи она прибегнет дальше?

– Почему вы так сердиты на меня? – спрашивает она.

– Не люблю, когда меня во что-то вмешивают. Только не говорите, будто не играли со мной, начиная с самого первого телефонного звонка, когда сначала вы настояли на том, что приедете поздней ночью ко мне домой, а затем взяли и уехали. Вы звоните мне и говорите, что ваших детей убила Венди Уайтхед, ловко умолчав о вакцинации…

– Вы не дослушали меня и положили трубку.

– Из-за вас я солгала полиции. Они спросили меня, знаю ли я ваш адрес, и я сказала им неправду. Теперь я должна временно прекратить работу над фильмом и ждать, когда мне снова дадут «добро»… Зря я приехала сюда. – Сумочка соскальзывает с моего плеча. Я тщетно пытаюсь ее поймать. Она падает на пол. – Это ведь вы присылали мне эти карточки и фотографию, не так ли? Это были вы.

Рейчел Хайнс растерянно смотрит на меня. Впрочем, растерянность изобразить проще всего.

– Карточки? – переспрашивает она.

– Шестнадцать цифр. Четыре столбика по четыре. Полиция считает, что тот, кто их послал, может попытаться… напасть на меня или что-то в этом роде. Они не сказали этого прямо, но я догадалась, о чем они думают.

– Успокойтесь, Флисс. Давайте поговорим спокойно, без эмоций. Уверяю вас, я не посылала никаких карточек…

– Нет! Я не хочу разговаривать с вами! Я ухожу, и вы не станете больше меня беспокоить… я требую, чтобы вы дали мне слово. Не знаю, в какую игру вы играете, но она закончена. Скажите это вслух! Скажите, что навсегда оставите меня в покое.

– Вы не верите мне?

– Это еще мягко сказано! – Никогда в жизни я не разговаривала ни с кем так грубо.

– Тогда мое слово ничего не значит.

– Верно подмечено, – бросаю я и направляюсь к выходу.

Моя ложь перестанет быть ложью, когда я сообщу полиции ее адрес. Я позвоню детективу Саймону Уотерхаусу и скажу ему, что Рейчел Хайнс сейчас прячется в Твикенхэме, в Марчингтон-хаус, и что я уверена в том, что это она присылала мне карточки. Не знаю, почему это не пришло мне в голову раньше. Первую карточку я получила утренней почтой в среду. И именно в среду она позвонила мне в первый раз. Неужели она накануне, во вторник, села и составила список? Пункт первый: бросить все дела и начать пудрить мозги Флисс Бенсон. Неужели так все и было?

– Флисс! – Она хватает меня за руку и тянет к себе.

– Отпустите меня! – У меня кружится голова и подкашиваются ноги. Своими прикосновениями она как будто пронзает меня, впрыскивая в мою кровь страх. Тотчас вспоминаются слова детектива Уотерхауса о том, что мне никуда нельзя ходить одной.

– Вы думаете, это я убила их? – спрашивает она. – Вы считаете, что я убила Марселлу и Натаниэля? Скажите мне правду!

– Может, и вы. Я не знаю. И никогда этого не узнаю, и никто не узнает, кроме вас. Если же решать на основании того малого, что я о вас знаю, то я сказала бы «да, я не исключаю такой возможности».

Вот, я сказала это, и черт с тобой, Лори, если ты телепат и услышал меня, и сейчас укоризненно качаешь головой. Ты даже не удосужился спросить меня, что я думаю о твоих протеже. О Хелен, Саре, Рейчел… Мое мнение ничего не значит. Оно значит ровно столько, сколько и вчерашний секс.

Внезапно я начинаю рыдать. О боже, боже, боже! Я пытаюсь взять себя в руки, но все бесполезно. Я чувствую себя беспомощной, как человек, не умеющий плавать, который оказался перед бурлящей массой водопада. Такое ощущение, что это даже не мои слезы.