Деталью этой игры является «разоблачение» финансирования НФ со стороны Первого Чешско-Российского банка, о которой рассказывалось в пятой главе.
Потом в Европарламенте инициировали расследование в отношении помощников евродепутатов от НФ, которые, якобы, работали на партию и лично на Марин и ее отца, получая зарплату из бюджета ЕП. Расследование это, кстати говоря, тянется до сих пор. И, наконец, месяц тому назад тот же Mediapart сообщил о новой сенсации: хакеры выложили в сеть «тысячи текстовых сообщений и электронных писем» из переписки между Кремлем и Национальным Фронтом. Речь, в частности, шла о поддержке присоединения Крыма к России (Марин Ле Пен не раз заявляла, что Крым является российским регионом).
И вот теперь финансовая разведка добралась до Ле Пена-старшего. Причем, если сообщения Mediapart о счете, на котором хранятся тайные капиталы почетного председателя НФ, подтвердятся, ему грозит не только разорение (по закону, ему могут предъявить обвинение в неуплате не только подоходного налога, но и социальных платежей за 10 лет), но и позор. Позор, который ляжет плохо смываемым пятном и на партию, и на саму Марин Ле Пен.
Что в этой ситуации должна была сделать Марин, жесткий и прагматичный политик, всерьез собирающаяся побороться за пост президента Франции? Правильно: максимально дистанцироваться от отца, который и без того доставлял ей сплошные неприятности.
Некоторые журналисты, правда, подозревали, что скандал был инсценировкой, которую отец и дочь договорились поставить для отвлечения внимания недоброжелателей — но слишком искренним был гнев Ле Пена-старшего, и слишком заметно, с каким трудом скрывает бешенство его дочь. Помирить деда с теткой попыталась Марион Марешаль — но безуспешно.
В целом, конфликт между Марин и ее отцом пошел не на пользу партии — хотя бы потому, что породил целую серию версий о возможном создании альтернативной партии (Жан-Мари сделал несколько таких заявлений, но затем взял свои слова обратно) и о ребрендинге Нацфронта. В интервью немецкой газете «Штерн» Марину спросили, не собирается ли она переименовать свою партию в «Патриоты».
«Нет, — ответила лидер НФ. — „Патриотами“ называется социальная сеть, существующая у нас на протяжении нескольких месяцев. Что касается изменения названия, Жан-Мари Ле Пен сказал по этому поводу:
„Это не обсуждается, пока я жив“. Для меня это не табу, но в ближайшее время этого не случится».
[210]
Глава восьмая
О России — с любовью
Непредубежденный читатель уже имел возможность убедиться, что Национальный Фронт никогда не был «неофашистской» партией, как это пытались изобразить французские левые, советские политические пропагандисты и российские либералы. Действительно, в его создании принимали участие и ультраправые экстремисты из «Нового порядка», и ветераны ОАС. Но, несмотря на то, что у его колыбели стояли страшноватые «родители», enfant terrible французской политики вырос хотя и несколько брутальным, но все же привлекательным для миллионов граждан Пятой республики молодцом. К моменту прихода к власти Марин Ле Пен Национальный Фронт был истинно консервативной партией, весь «экстремизм» которой заключался в том, что ее лидер позволял себе произносить вещи, немыслимые в пронизанном политкорректностью западноевропейском обществе.
«Де-демонизация», проведенная Марин, не только сдвинула НФ ближе к классическим правым партиям, таким, как Союз за народное движение, но в известной мере размыла ее истинно-консервативную идеологию. Понятно, что это было сделано сознательно: такова плата за вхождение в круг системных партий, билет, дающий право на присоединение к мейнстриму. Последние опросы общественного мнения показывают: 56 % опрошенных французов считают, что Национальный Фронт ничем не отличается от остальных политических партий страны
[211]. И это несомненный результат «де-демонизации».
Однако все драматические изменения, произошедшие с Национальным Фронтом в последние годы и месяцы нимало не затронули один из основных сюжетов внешнеполитической повестки партии — отношение к России. Симпатии НФ к России остаются неизменными на протяжении всей истории этой партии, как бы ни парадоксально звучало это утверждение для тех, кто помнит жесткие антисоветские высказывания Жан-Мари Ле Пена образца 70-х — 80-х годов. («Шестьдесят лет марксистской и материалистической диктатуры, ГУЛАГ, запрещение частной инициативы, железный занавес привели к тому, что прогресс наблюдается только в двух сферах — в армии и полиции», — писал Ле Пен-старший в 1985 г.
[212]Тем не менее, антисоветизм Ле Пена отнюдь не был тождественен русофобии; напротив, еще в молодости Жан-Мари проникся глубокой симпатией к России и русской культуре, общаясь с потомками русских эмигрантов первой волны. В частности, дружеские отношения связывали его с прославленным танцором группы Дягилева Сержем Лифарем, с одним из убийц Распутина графом Феликсом Юсуповым. «Я считаю, что первая русская эмиграция была для Франции самой ценной из всех, она обогатила французскую культуру. И те русские, которые решили ассимилироваться во Франции, и те, которые предпочли сохранить свою собственную национальную культуру, делали это с такой тонкостью и с таким пониманием, что русская эмиграция была, пожалуй, единственной, которая не создавала для Франции и французов вообще никаких проблем», — говорил лидер НФ в 1991 г. в интервью Александру Дугину.
[213]В конце 60-х годов прошлого века Ж.-М. Ле Пен владел небольшой фирмой грамзаписей, выпускавшей, в том числе, русские военные марши и песни. Тогда же, на общей почве любви к дореволюционной России, он сдружился с Ильей Глазуновым, написавшим его портрет.
«Мы познакомились с Ильей в 1968. Он приехал на свою выставку в Париж и застрял во время майских студенческих волнений. Поскольку по своему мировоззрению я был ему ближе, чем французские коммунисты, мы прониклись взаимной симпатией, стали друзьями, и теперь нас связывают братские отношения», — вспоминал Ж.-М. Ле Пен в 2013 г. в интервью газете «Культура».
На свадьбе Жан-Мари с его второй женой Жани в 1991 г. присутствовали Великий князь Владимир Кириллович с супругой княгиней Леонидой. Для нас же важно, что симпатия (если не сказать — любовь) Жан-Мари Ле Пена к России была не случайным субъективным фактором, а одним из столпов его идеологии, поскольку Россия (в романтически-ностальгическом образе «Святой Руси») воспринималась лидером НФ как чрезвычайно яркий пример традиционалистского государства, сохраняющего свои культурноцивилизационные корни и тем выгодно отличающегося как от торжествующей мондиалистской модели, так и от тоталитарной коммунистической модели СССР. Что еще более важно — русофильство Ле Пенастаршего «передалось по наследству» его дочери Марин, а также его внучке — Марион Марешаль, которую часто называют «восходящей звездой» партии.