В этой ситуации у НФ не будет другого выхода, чем продолжать развивать идею о том, что СНД (UMP) и СПФ (PS) представляют собой, по сути дела, разные части одного целого (UMPS) — партийнобюрократического монстра, «глобальную партию».
«То, что мы во Франции называем UMPS — это не просто слоган, это политическая реальность. По вопросам иммиграции, ЕС, евро, геополитики, Сирии, Ливии, России — у них абсолютно одинаковая позиция. Так что вполне возможно, что они объединятся во втором туре и тем самым возродят политическую биполярность, только уже не прежнюю — между правыми и левыми (то есть между UMP и PS), но в обновленной форме — между Национальным Фронтом и глобальной партией UMPS».
[201]
Несмотря на очевидные успехи НФ, достигнутые под руководством Марин Ле Пен, партия еще не стала не только «первой» политической силой страны, но даже и стабильно «второй». Ответ на вопрос, станет ли она таковой, зависит от того, в какую сторону качнется взаимно подвижный электорат правых и крайне правых партий. На данный момент он демонстрирует большую готовность поддержать классических правых, без зазрения совести эксплуатирующих наиболее выигрышные идеи НФ. Однако в оставшееся до начала большого избирательного цикла время ситуация наверняка изменится. И тут на руку НФ может сыграть кризис в Евросоюзе, усугубившийся весной-летом 2015 г. в связи с возможным выходом Греции из еврозоны.
«Фрекзит»
Став президентом Национального Фронта, Марин Ле Пен неоднократно повторяла: Франции необходимо выйти из ЕС и зоны евро. Когда ей возражали, что не существует прецедентов выхода стран из зоны евро, она отвечала:
«Да, нас взяли, как подопытных кроликов, посадили в единый европейский дом, который мало похож на то, что нам обещали…» А теперь говорят: «Ой, мы не продумали механизм выхода отсюда… Вы видите, что мы построили? Мы построили дом, напоминающий тюрьму. Всем входить — никому не выходить!»
[202]
До недавнего времени могло показаться, что все это, как и пессимистические прогнозы относительно будущего евро вообще («евро умрет, я думаю, что лучше предусмотреть эту смерть, чем страдать от этой гибели, а это будет реальный экономический и социальный хаос»)
[203]не более, чем риторика оппозиционного лидера, стоящего на позициях евроскепсиса. Однако события, связанные с прогнозируемым на лето 2015 г. дефолтом Греции перевели угрозы Марин Ле Пен вывести Францию из еврозоны на другой уровень политической реальности.
В настоящий момент вероятность сценария распада еврозоны относительно невелика, но греческий прецедент (в случае, если Брюссель и Афины не придут к соглашению), способен в короткие сроки повысить шансы на его реализацию.
Разумеется, в Брюсселе осознают масштабы угрозы и готовят встречные шаги. Речь идет, прежде всего, о реформаторской концепции «Завершить экономический и валютный союз», разработанный под руководством Жан-Клода Юнкера. Имеется в виду трехфазовая реформа, которая должна привести к превращению еврозоны в «подлинный и углубленный» валютный союз, который станет «оплотом стабильности и процветания».
[204]Концепция рассчитана на 10 лет — до 2025 г., но конкретные нововведения (обязательная экономическая координация, создание «европейского казначейства» с собственным бюджетом для содействия структурным реформам и т. д.) намечаются лишь после 2017 г. А в 2017 состоятся выборы во Франции и Германии, а также референдум о членстве Великобритании в ЕС.
В интервью Bloomberg Марин Ле Пен заявила, что выход Греции из зоны евро (Grexit: от слов Greece и Exit) неизбежен. По ее мнению, за Грецией из ЕС выйдет Великобритания (Brexit), а затем настанет черед Франции (Frexit).
«Я стану мадам Фрекзит, если Евросоюз не вернет нам наш монетарный, законодательный, территориальный и бюджетный суверенитет», — пообещала Марин, подчеркнув, что если Франция выйдет из зоны евро, то единая валюта перестанет существовать. При этом, по ее словам, Франция по-прежнему будет способна осуществлять внешние заимствования и привлекать инвестиции в экономику.
[205]
Одним из вероятных вариантов разрешения нынешнего кризиса ЕС является создание внутри нынешней еврозоны нескольких более мелких экономических и политических союзов. В этом случае Великобритания станет центром модернизированной «зоны фунта», Германия сохранит в своей орбите страны Центральной и Восточной Европы (возможно, кроме стран Балтии, которые больше тяготеют к англосаксонской оси), а Франция может превратиться в полюс притяжения для католических стран юга Европы (Италия, Испания, Португалия) — и с большой долей вероятности сохранит в своей зоне влияния страны Бенилюкса. В Италии, Бельгии и Нидерландах достаточно сильны позиции евроскептиков, которые охотно поддержали бы такой вариант развития событий. Немаловажным представляется и тот факт, что представители этих евроскептических партий и движений входят вместе с Национальным Фронтов в европарламентскую группу «Европа Наций и Свобод» (итальянская «Лига Севера», нидерландская «Партия свободы», бельгийский «Фламандский интерес»).
Создание на месте единой еврозоны «зоны фунта», «зоны марки» и «зоны франка» неизбежно ослабит нынешнюю глобальную финансовую систему, основанную на доминировании доллара США. Надо сказать, что критика этой системы не является прерогативой одного лишь Национального Фронта; однако до сих пор все попытки политических лидеров Франции сопротивляться гегемонии доллара подавлялись быстро и безжалостно.
«Неужели американская валюта обратима ровно до той поры, пока не потребуют ее обратимости?»— спросил генерал де Голль американского президента Линдона Джонсона в 1965 г., предложив обменять полтора миллиарда бумажных долларов из французской казны на золотые слитки. Генерал не был экономистом, но он прислушивался к мнению своего советника, выдающегося ученого Жака Руэ, который был убежденным сторонником золотого стандарта.
Американцы предсказуемо заартачились, но Париж стоял на своем, и вскоре трансатлантические лайнеры повезли через Атлантику купленное французами золото. Правда, целиком затребованную сумму получить так и не удалось, однако за два года Франция увеличила свой золотой резерв почти в два раза. Эскапада де Голля создала крайне неприятный для США прецедент: вслед за французами потребовали обмена долларов на золото немцы, затем канадцы, японцы… Золото, накопленное американцами за время войны, утекало, как песок сквозь пальцы. Если в 1964 г. золотой резерв США составлял 12500 тонн, то к 1971 г. всего 9000 тонн. И тогда президент США Ричард Никсон объявил о полной отмене золотого обеспечения доллара — по сути дела, объявил дефолт по золотым займам.
[206]