– Я даю клятву, госпожа, – сказал я.
– Ты клянешься, что будешь верно служить моему отцу?
– Да, госпожа.
– И, пока я жива, будешь служить Мерсии?
– Пока ты жива, госпожа, – сказал я, стоя на коленях в грязи и гадая, почему я такой дурак?
Я хотел быть на севере, я хотел избавиться от набожности Альфреда, я хотел быть вместе со своими друзьями – однако вот, глядите! – я клянусь в верности амбициям Альфреда и его златовласой дочери.
– Клянусь, – повторил я и слегка сжал ее руки в знак своей искренности.
– Дай ему людей, Эгберт, – приказала Этельфлэд.
Он дал мне тридцать воинов, и, надо отдать Эгберту должное, хороших воинов – молодых, оставив себе старых и больных, чтобы охранять Этельфлэд и лагерь.
Итак, теперь я возглавлял отряд, в котором было больше семидесяти человек, включая отца Пирлига.
– Спасибо, моя госпожа, – сказал я Этельфлэд.
– Ты можешь меня отблагодарить, – ответила она.
Голосок ее снова звучал по-детски, ее торжественность испарилась, сменившись прежним озорством.
– Как? – спросил я.
– Возьми меня с собой?
– Ни за что, – резко ответил я.
Она нахмурилась, услышав мой тон, и посмотрела мне в глаза.
– Ты на меня сердишься? – тихо спросила Этельфлэд.
– Я сержусь на себя самого, госпожа, – ответил я и отвернулся.
– Утред! – несчастным голосом окликнула она.
– Я сдержу клятвы, госпожа, – сказал я.
Я был зол, что снова поклялся, но, по крайней мере, теперь у меня было семьдесят человек, чтобы взять город. Семьдесят человек на борту двух судов, которые прокладывали путь из ручья в сильное течение Темеза.
Я находился на судне Раллы, на том самом корабле, который мы захватили у датчанина Джаррела, чей подвешенный труп давно уже превратился в скелет. Ралла стоял на корме, прислонившись к рулевому веслу.
– Не уверен, что мы должны это делать, господин, – сказал он.
– Почему бы и нет?
Он сплюнул через борт в черную реку.
– Вода слишком быстрая. Она будет мчаться через пролом, как водопад. Даже при спокойной воде, господин, та брешь в мосту – жестокая штука.
– Правь прямо вперед, – ответил я, – и молись любому богу, в которого веришь.
– Если бы мы хотя бы могли видеть пролом, – мрачно проговорил он.
Ралла оглянулся, выискивая взглядом судно Осрика, но его поглотила тьма.
– Я видел, как такое проделывали во время отлива, – сказал Ралла, – но при свете дня и не по разлившейся реке.
– Во время отлива? – переспросил я.
– Вода убегала, как заяц, – хмуро проговорил он.
– Тогда молись, – отрывисто сказал я.
Я прикоснулся к амулету-молоту, потом к рукояти Вздоха Змея, пока судно набирало скорость, идя по вздымающемуся потоку. Берега реки были далеко. Здесь и там мелькали огоньки, говорящие о том, что в доме тлеет очаг, а впереди, под безлунным небом, стояло неяркое зарево, подернутое черной пеленой. Я знал – там новый сакский Лунден.
Зарево исходило от неярких костров в городе, пелена была дымом этих костров, и где-то под пеленой Этельред вел своих людей через долину реки Флеот и вверх, к старой римской стене. Зигфрид, Эрик и Хэстен узна́ют, что он там, потому что кто-нибудь прибежит из нового города, чтобы предупредить жителей старого. Датчане, норвежцы и фризы, даже некоторые саксы, не имеющие хозяина, встряхнутся и поспешат к укреплениям старого города.
А нас несла вниз черная река.
Люди почти не разговаривали. Каждый человек на двух судах знал, с какой опасностью нам предстоит встретиться. Я пробирался между сидящими на корточках, и отец Пирлиг, должно быть, ощутил мое приближение, а может, на венчающей мой шлем волчьей голове отразился свет, потому что валлиец приветствовал меня раньше, чем я его заметил.
– Сюда, господин, – сказал он.
Он сидел на краешке гребцовой скамьи, и я встал рядом; мои сапоги расплескали воду на днище судна.
– Ты молился? – спросил я.
– Я перестал молиться, – серьезно ответил Пирлиг. – Иногда мне думается, что Бог устал от моего голоса. И здесь молится брат Осферт.
– Я не брат, – обиженно проговорил Осферт.
– Но твои молитвы могут подействовать лучше, если Бог будет думать, что ты – брат, – сказал Пирлиг.
Незаконнорожденный сын Альфреда сидел на корточках рядом с Пирлигом. Финан дал Осферту кольчугу – ее починили после того, как какого-то датчанина выпотрошило копье сакса. Еще у Осферта был шлем, высокие сапоги, кожаные перчатки, круглый щит и два меча – короткий и длинный, так что он по крайней мере выглядел воином.
– Мне следовало отослать тебя обратно в Винтанкестер, – сказал я ему.
– Знаю.
– Господин, – напомнил Пирлиг Осферту.
– Господин, – добавил Осферт, хоть и неохотно.
– Я не хочу посылать королю твой труп, – проговорил я, – поэтому держись поближе к отцу Пирлигу.
– Очень близко, мальчик, – сказал Пирлиг, – притворись, что ты – мой любовник.
– Будь за спиной отца Пирлига, – приказал я Осферту.
– Забудь о том, чтобы быть моим любовником! – торопливо сказал Пирлиг. – Вместо этого притворись, что ты моя собака!
– И читай свои молитвы, – закончил я.
Я не мог дать Осферту никакого другого ценного совета, разве что раздеться, поплыть на берег и вернуться в свой монастырь. Я верил в его воинское умение не больше Финана – значит не верил вовсе. Осферт был угрюмым, неспособным и неуклюжим. Если бы не его покойный дядя, я с радостью отослал бы его обратно в Винтанкестер, но Леофрик взял меня в отряд юным зеленым мальчиком и превратил в воина меча, поэтому я буду терпеть Осферта – ради Леофрика.
Мы уже поравнялись с новым городом. Я чуял угольные костры кузниц, видел, как их отраженное зарево блестит глубоко в проулках. Я посмотрел вперед, туда, где через реку был перекинут мост, но там все было черным-черно.
– Мне нужно видеть брешь! – крикнул Ралла с рулевой лошадки.
Я снова пробрался на корму, наугад ступая между скорчившимися людьми.
– Если я ее не увижу, – Ралла услышал мое приближение, – я не смогу ее проскочить.
– Насколько мы близко?
– Слишком близко.
В его голосе звучала паника.
Я поднялся на рулевую площадку и встал рядом с ним. Теперь я видел старый город, город на холмах, окруженный римской стеной. Я видел его благодаря зареву городских костров – и Ралла был прав. Мы были слишком близко.