Голос его походил на хрип.
– Это господин Утред, – сказал Хэстен, указав на меня. – Он послал много датчан в то место, где ты сейчас живешь.
– Я не живу, – горько произнес Бьорн.
Он начал давиться, грудь его спазматически вздымалась, как будто ночной воздух причинял ему боль.
– Проклинаю тебя, – сказал он Хэстену, но так слабо, что в словах его не слышалось угрозы.
Хэстен засмеялся:
– Сегодня я был с женщиной, Бьорн. Ты помнишь женщин? Каковы на ощупь их мягкие бедра? Тепло их кожи? Помнишь, какие звуки они издают, когда ты скачешь на них?
– Пусть тебя целует Хель, – ответил Бьорн, – непрерывно, до последнего хаоса.
Хель была богиней мертвых, гниющим трупом, и проклятие было ужасающим, но Бьорн произнес его так вяло, что, как и первое, оно казалось пустым. Глаза мертвеца были закрыты, грудь его все еще вздрагивала, а руки как будто пытались уцепиться за холодный воздух.
Я был в ужасе – и не стыжусь в том признаться. В этом мире существовало непреложное правило: мертвецы уходят в свои длинные дома в земле и остаются там. Христиане говорят, что наши трупы однажды встанут, и зазвучат ангельские горны, и небо засияет, как золотой лист, когда мертвые поднимутся из земли, – но я никогда в это не верил. Мы умираем, уходим в мир иной и остаемся там… Но Бьорн вернулся. Он поборол ветра тьмы и приливы смерти и проложил путь обратно, в наш мир. А теперь стоял перед нами, осунувшийся, грязный, хрипящий, – и я дрожал.
Финан упал на одно колено. Остальные мои люди стояли позади меня, но я знал, что они дрожат, как и я. Только на Хэстена как будто не производило впечатления присутствие мертвеца.
– Расскажи господину Утреду то, что поведали тебе норны, – приказал он.
Норны – это богини судьбы, три женщины, что прядут нити наших жизней у корней Иггдрасиля, древа жизни. Всякий раз, когда рождается ребенок, они начинают новую нить и знают, куда направится эта нить, с какими прочими нитями переплетется и когда оборвется. Они знают всё. Они сидят и прядут, и смеются над нами, иногда одаряют нас удачей, а иногда обрекают на боль и слезы.
– Скажи ему, – нетерпеливо приказал Хэстен, – что говорят о нем норны.
Бьорн молчал. Его грудь тяжело вздымалась, руки дергались, глаза были закрыты.
– Скажи! – повторил Хэстен. – И я отдам тебе твою арфу.
– Моя арфа, – жалобно проговорил Бьорн. – Я хочу свою арфу!
– Я положу ее в твою могилу, – пообещал Хэстен, – и ты сможешь петь мертвецам. Но сперва поговори с господином Утредом.
Бьорн открыл глаза и посмотрел на меня. Я отшатнулся при виде этих темных глаз, но усилием воли не отвел взгляд, притворяясь храбрым.
– Ты должен стать королем, господин Утред, – проговорил Бьорн.
Потом издал длинный стон, как будто его мучила боль.
– Ты должен стать королем, – всхлипнул он.
Ветер был холодным. Капля дождя упала на мою щеку. Я молчал.
– Королем Мерсии. – Голос Бьорна зазвучал неожиданно громко. – Ты должен стать королем саксов и датчан, врагом валлийцев, королем земель, лежащих между реками, властелином всего, чем будешь править. Ты должен стать могущественным, господин Утред, потому что три пряхи любят тебя.
Он пристально глядел на меня, и, хотя предрекал мне золотую судьбу, в его мертвых глазах читалось злорадство.
– Ты будешь королем, – сказал он.
Последнее слово прозвучало в его устах ядовито.
И тут мой страх прошел, сменившись приливом гордости и силы. Я не сомневался в истинности послания Бьорна, потому что боги не бросают слов на ветер, а пряхи знают нашу судьбу. Мы, саксы, говорим: «Wyrd bið ful aræd» – судьбы не избежать, и даже христиане признаю́т, что это правда. Они, может, и отрицают существование трех норн, но знают, что рок существует. Судьбу нельзя изменить. Судьба правит нами. Наши жизни предопределены еще до того, как мы проживаем их, и я должен был стать королем Мерсии.
В тот миг я не думал о Беббанбурге. Беббанбург – моя земля, моя крепость у Северного моря, мой дом. Я верил, что должен посвятить всю жизнь тому, чтобы отобрать Беббанбург у дяди, который украл его у меня еще в детстве. Мне снился Беббанбург, во снах я видел его скалы, о которые разбивается серое море, становясь белым, и чувствовал, как шторма рвут крытую тростником крышу господского дома… Но когда Бьорн заговорил, я не думал о Беббанбурге. Я думал о том, что стану королем. Что буду править землями. Что поведу огромную армию, чтобы сокрушить своих врагов. И я думал об Альфреде, о своем долге перед ним, об обещаниях, которые ему дал.
Я знал: чтобы стать королем, я должен нарушить клятву, но кому даются клятвы? Королям. И потому во власти короля освободить человека от клятв. И я сказал себе, что как король я могу освободить себя от любой клятвы.
Все это промелькнуло у меня в голове, как порыв ветра, пронесшийся по молотильне и взметнувший в небо мякину. Я не думал четко и ясно. Мысли мои запутанно кружились, словно мякина, подхваченная ветром, и я не взвешивал, что важнее: моя клятва Альфреду или мой будущий трон. Я просто видел впереди два пути – один трудный и неровный, а второй – похожий на широкую зеленую тропу, ведущую к королевскому трону. И, кроме того, разве это я сделал выбор? Wyrd bið ful aræd.
Потом, в воцарившейся тишине, Хэстен внезапно опустился передо мной на колени.
– Господин король, – сказал он с неожиданной почтительностью.
– Ты нарушил данную мне клятву, – резко бросил я.
Почему я сказал это именно в тот момент? Я уже имел с ним стычку из-за нарушенной клятвы – раньше, в доме, но у разверзшейся могилы я снова швырнул ему это обвинение.
– Нарушил, господин король, – ответил Хэстен, – о чем сожалею.
Я помедлил.
Неужели я вообразил, что уже стал королем?
– Я прощаю тебя, – сказал я.
Я слышал удары собственного сердца. Бьорн молча наблюдал за мной, отсветы факелов бросали на его лицо глубокие тени.
– Спасибо, господин король, – проговорил Хэстен.
Рядом с ним опустился на колени Эйлаф Рыжий, и тогда все до единого люди на мокром кладбище тоже преклонили предо мной колени.
– Я еще не король, – сказал я, внезапно устыдившись высокомерного тона, которым говорил с Хэстеном.
– Ты им будешь, господин, – ответил Хэстен. – Так сказали норны.
Я повернулся к трупу:
– А что еще сказали три пряхи?
– Что ты будешь королем, господин, – проговорил Бьорн, – и будешь королем других королей. Ты станешь повелителем земель, лежащих между реками, и покараешь своих врагов. Ты будешь королем.
Он внезапно замолчал, его скрутил спазм. Бьорн дернулся вперед, а потом все прошло, и он замер без движения, согнувшись… После чего медленно повалился на разворошенную землю.