Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев | Дебора Макдональд, Джереми Дронфилд | страница 111 | LoveRead.ec

Несмотря на все, Мура сохранила дружеские отношения с ним и его женой – леди Дианой Купер, которая называла ее «моя дорогая Мура» и засвидетельствовала, что лорд Бивербрук, Морис Бэринг и Реймонд Эсквит с симпатией относились к ней, как и ее муж^[782].

Несколькими десятилетиями ранее, когда Мура была молодой девушкой, попавшей в ловушку в России и отчаянно пытавшейся получить разрешение уехать в Англию, она приходила в отчаяние из-за постоянных слухов вокруг ее имени. Теперь, став старше, мудрее и чувствуя себя безнаказанной в своих обманах, она со смехом отметала их. Она рассказала подруге Уэллса Марте Джеллхорн об известной женщине-хироманте, которая читала по ее ладони по подсказкам Олдоса Хаксли. Изучая ее изящную руку (все отмечали прекрасные руки Муры, даже если они иногда и были неопрятными), женщина объявила: «Ваша жизнь интереснее вас самой»^[783]. Муру это позабавило. «У нее был красивый смех», – вспоминала Джеллхорн, и она была достаточно заинтригована, чтобы самой изучить хиромантию с целью заниматься этим профессионально. Мура, безусловно, умела блефовать и обладала обаянием, чтобы делать это, но эти занятия ни к чему не привели^[784].

Пока в МИ-5 проводили расследование, а в правительстве пытались удержать ее подальше от Би-би-си, Мура преследовала свои интересы.

Локарт, который теперь работал в Политическом военном управлении, представил ее французскому ссыльному Андре Лабарту, руководившему изданием в Лондоне пропагандистского журнала «Свободная Франция». Предназначенный быть официальным рупором Свободного правительства Франции, журнал имел огромный успех. Раньше Лабарт был членом штаба генерала де Голля и пользовался его благосклонностью, давая ему советы по разным вопросам, включая вооружение. Он был умным интриганом и искателем приключений, и его знакомым было трудно отличить факты от вымысла относительно его^[785]. У него было очень много общего с Мурой.

Вскоре стало очевидно, что журнал нуждается в услугах дополнительного сотрудника с хорошим знанием французского языка и политики. Была предложена кандидатура Муры, и она влилась в редакционный коллектив, помогая со сбором денег на его нужды, обращаясь в министерство информации – эта задача была, без сомнения, легко выполнима благодаря связи с Локартом. Она писала и редактировала статьи и открыла «Свободную Францию» своим литературным знакомым, включая Джорджа Бернарда Шоу, Дж. Б. Пристли и, разумеется, Уэллса. Все они писали статьи для этого журнала.

И хотя де Голль изначально дал «Свободной Франции» свое благословение, тот факт, что журнал не подстроился под культ его личности, вызывал его недовольство. В конечном счете он поссорился с Лабартом из-за дела Мюзелье. Эмиль Мюзелье был командующим военно-морским флотом Свободной Франции, но его стала беспокоить развивающаяся мания величия де Голля, и он предложил создать исполнительный орган, руководить которым будет он, а де Голль станет его номинальным главой. Черчилль предложил свое посредничество, и был сформирован Национальный комитет Франции во главе с де Голлем, а Мюзелье оказался в подчиненном положении. Лабарт встал на сторону Мюзелье, а «Свободная Франция» заняла антиголлистскую позицию^[786].

Мура разделяла это чувство. Она не выносила диктаторский стиль де Голля, и ее антиголлизм стал частью ее политических и социальных акций в торговле. В своем доме на Ганновер-Террас Уэллс вклеил увеличенный портрет де Голля в слив унитаза. Мура одобрила эти действия. «Там ему самое место», – сказала она^[787].

В МИ-5 терпели ее работу в этом журнале. Начальник отдела по делам иностранцев сказал, что «из всей истории очевидно, что ее интересуют политические интриги, и я сильно удивлюсь, если ее в какой-то степени не используют русские, хотя, вероятно, и довольно открыто». Ее работа в «Свободной Франции» была на пользу союзникам, сказал он, и не имелось нужды предпринимать дальнейшие действия, кроме беседы с ней на тему осторожности. «Если кто-то и должен предупредить ее, то, я думаю, это должно быть министерство иностранных дел, хотя я подозреваю, что она заткнет за пояс всякого, кто попытается провести с ней беседу»^[788].

Редакционный коллектив «Свободной Франции» стал частью круга общения Муры, и она часто брала коллег с собой – иногда вместе с Уэллсом – в Оксфордшир погостить в доме Тани и спастись от лондонских бомбежек на несколько дней. Днем они писали статьи в журнал, а по вечерам играли в бридж. Они объединяли свои продовольственные карточки в общий котел, к которому добавлялись свежие овощи с огорода, и хорошо питались. Уэллс, который привязался к Тане во время семейного отдыха в Каллиярве, любил бывать там и иногда оставался, когда Мура возвращалась в Лондон.

Несмотря на все эти отвлекающие моменты, Мура не забывала о своей собственной издательской работе. В 1939 г., когда истек трехлетний срок со дня смерти Горького, она утратила права на переводы его произведений, а значит, и доходы от них. В 1940 г. она опубликовала новый перевод его «Отрывков из моего дневника», и на этом закончился один из самых важных этапов ее жизни. Мура продолжала работать над переводами произведений Горького и других русских писателей всю свою жизнь, но больше не владела его наследством, за исключением оставшихся документов, спрятанных в том неуловимом чемодане.

Ей нужна была любая работа, которую она только могла получить, чтобы жить, как привыкла, в одном из самых красивых районов Лондона, ездить за границу, устраивать вечеринки, ужинать в ресторанах – все одно к одному.

6 марта 1942 г. Мура отпраздновала свой пятидесятый день рождения, и это напомнило Уэллсу, что прошло уже больше двадцати лет со дня их первого сексуального опыта. Она тогда была «высокой и стройной молодой женщиной», но теперь «я сказал ей, что она похожа на ватиканского херувима, увеличенного втрое, но все еще восхитительна». Он считал ее «крупной женщиной; она очень седая, но эта странная водянка, которой подвержены многие женщины ее возраста и которая делает толще их лодыжки, все же пощадила ее»^[789].