Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - читать онлайн книгу. Автор: Дебора Макдональд, Джереми Дронфилд cтр.№ 107

Она продолжала видеться с Локартом. Теперь он был одиноким мужчиной. В 1937 г. терпение Джин иссякло; она ушла от него и начала бракоразводный процесс. Ее адвокаты «прочесали» опубликованные мемуары Локарта, взяв на заметку все ссылки на его роман с Мурой. Локарт обсудил это с Мурой за обедом, хотя до нее уже дошли слухи об этом. Ей больше был интересен тот факт, что писатель Алексей Толстой, приехавший в Лондон на Национальный конгресс мира и дружбы с СССР (событие, спонсированное английскими писателями и политиками левых взглядов), постоянно пребывал в состоянии страха, и, куда бы он ни пошел, его везде сопровождал «человек из ЧК» ^[752].

Карьерный путь Локарта снова изменился. Он вел регулярную колонку «Аттикус» в «Санди таймс», но его уговорили вернуться в министерство иностранных дел после более чем двенадцатилетнего отсутствия. После начала войны он стал работать в Военно-политическом управлении и вскоре возглавил его. Локарт отвечал за радиопередачи, листовки, почтовые открытки и документы, предназначенные поднимать боевой дух людей в оккупированных немцами странах и подрывать моральный дух немцев.

Если Мура все еще питала надежды, что Локарт, освободившийся от жены, может наконец полностью отдаться ей, то она этого не показывала. Они продолжали регулярно обедать вместе, часто употребляя слишком много еды и алкоголя. Мура передавала ему любопытные факты и пикантные подробности для его колонки сплетен, а позднее – для его пропагандистской работы, так как у нее все еще были крепкие и регулярные связи с Прибалтикой и Россией. Но к концу 1937 г., когда она вернулась из поездки в Эстонию, Локарт понял, что после смерти Горького и ареста Ягоды она стала для большевиков «отрезанным ломтем». Мура интересовалась показными судебными процессами, которые «сметали» людей, которых она знала и которые все еще находились в России, и боялась, что старый знакомый Локарта Максим Литвинов может оказаться следующим обвиняемым ^[753]. Все жили с оглядкой. Возможно, в этом была причина страха Алексея Толстого во время его пребывания в Лондоне. (Если это так, то ему нечего было бояться: его звезда всходила вместе с назначением в недавно созданный Верховный Совет.)

Уэллса тоже интересовало, что происходит в России. Его друзья Беатрис и Сидни Уэбб написали книгу «Советский коммунизм», в которой изложили свой взгляд на ситуацию: результатом московских судебных процессов в конечном счете станет другая, лучшая, цивилизация в России. Многие левые писатели в Великобритании разделяли эту точку зрения. Уэллс, который видел Сталина во плоти, не был столь оптимистичен. Он написал Беатрис, что, хотя и он, и Мура в основном разделяют оценку ситуации с Беатрис, они считают, что она недооценивает личную власть Сталина. В то время все были согласны с тем, что перестроенный Сталиным Советский Союз – это новый и лучший общественный порядок, который необходимо сохранять почти любой ценой.

В 1938 г. московские процессы усилились. Секретарь Горького и бывший член Кронверкской коммуны Крючков был осужден за свою якобы роль в смерти Горького и в марте расстрелян. В досье Крючкова был список из восьми людей, которых он скомпрометировал.

Имя Муры было в этом списке.

В документе говорилось, что она была «участницей антисоветской правой организации» ^[754]. Это была, наверное, ссылка на ее отношения с Шеффером и его якобы антисоветскую работу на фашистов. Из восьми человек этого списка семеро были арестованы и казнены. Мура оказалась единственной из них, кто оставался жив. Также она была единственной, кто жил в Лондоне, но это необязательно могло послужить достаточной защитой. Два года спустя люди НКВД добрались до Мексики, чтобы убить Троцкого. А Мура часто путешествовала; было бы очень просто арестовать или убить ее в Эстонии. Однако ничего не было сделано. Этому может быть много объяснений, и не в последнюю очередь важен тот факт, что часть архива Горького по-прежнему была у нее на хранении. Или, возможно, как и в 1918 и 1921 гг., советская власть пришла к выводу, что ее ценность перевешивает мнимые преступления.

* * *

21 февраля 1940 г. «Таймс» поместила небольшое объявление в колонке предстоящих бракосочетаний:

Господин Б. Г. Александер и мисс Т. Бенкендорф

Объявляется о помолвке между Бернардом Г. Александером… и Татьяной фон Бенкендорф, дочерью баронессы Марии Будберг, 11, Эннисмор-Гарденз, Лондон, СУ., и покойного Ивана фон Бенкендорфа, Йендель, Эстония ^[755].

Муре не понравился Бернард Александер, когда Таня представила его ей. «Он умный, – сказала дочери Мура, – но он не для тебя. У него холодный аналитический ум юриста и темперамент, слишком отличающийся от твоего» ^[756]. Бернард недавно получил квалификацию барристера и был сыном текстильного магната. Влюбившись в Таню в Лондоне, он поехал за ней в Таллин и провел с ней отпуск в Каллиярве. Сначала Тане он не понравился. Он придерживался правых взглядов, был строгим католиком, сдержанным и, как заметила Мура, холодным, бесстрастным мыслителем ^[757]. Друзьям Тани он тоже не понравился. Но он в такой же степени интриговал ее, в какой выводил из себя, и в нем были скрыты глубокие романтические чувства. Продемонстрировав то же неблагоразумие, что и ее мать, Таня влюбилась ^[758].

Уэллс давно уже оставил всякую надежду, что Мура выйдет за него замуж или хотя бы задумается о том, чтобы жить с ним вместе. На самом деле это стало предметом шуток между ними. Отправившись в свою единственную поездку в Австралию зимой 1938/39 г., он написал ей: «Дорогая Мура, любимая Мура, не забудь, что ты принадлежишь мне». ^[759] Он рассказал ей, что австралийцы оказались совсем не такими, какими он ожидал их увидеть, – никаких походных котелков, кенгуру или кенгуру-валлаби нет и в помине. Люди там вставали рано, около 6:30, и ложились спать в 22:30. «Для Муры нет места, – прокомментировал он. – А ты хорошо себя ведешь для Муры? И ты все больше и больше худеешь?» ^[760] Ответом на оба эти вопроса, вполне вероятно, было выразительное «нет».

То последнее мирное лето Мура провела в Каллиярве с Полом и Таней. Именно здесь, в блаженной обстановке Йенделя, двадцать два года назад она провела то другое золотое лето, когда они плавали и резвились с Мериэл, Кроуми и Гарстино и остальными гостями, когда Петроград бурлил и грозил революцией. Теперь все было иначе. Дети выросли. За Таней ухаживал Бернард. Мура давно уже стала зрелой женщиной. И Мики уже не было с ними. Самый старый и дорогой друг, ее вторая и любимая мама заболела и умерла в начале этого года. За последние двадцать лет Мики стала олицетворением Йенделя в мыслях детей – целью их приездов. Но когда она умерла, все они находились в Лондоне, не имея возможности быть с ней. «В день ее смерти, – как потом вспоминала Таня, – мы с мамой постоянно говорили по телефону с Эстонией и рыдали в трубку» ^[761].