Остается еще исторический фактор, различные исходы воздействия которого включают уже упомянутое уменьшение разнообразия языков с ростом политической сложности. По регионам мира то и дело прокатывались своего рода “лингвистические дорожные катки” (language steamrollers), когда одна группа, обладавшая преимуществом в численности, продовольственной базе или технологиях, расширяет свою территорию за счет соседей, навязывая свой язык населению региона и “выглаживая” существовавшие ранее местные наречия посредством изгнания или уничтожения их носителей и! принуждения оставшихся говорить на языке пришельцев. Наиболее известные случаи ассоциируются с экспансией могущественных государств в отношении народов, не обладавших государственной организацией. Недавние примеры этого включают европейскую экспансию, в результате которой были вытеснены языки коренного населения обеих Америк, завоевание Британией Австралии, приведшее к исчезновению языков аборигенов, расширение территории России за Урал до Тихого океана, в результате чего русский язык заменил языки народов, населявших Сибирь. В прошлом также имели место зафиксированные историками случаи “лингвистических катков”, порожденных мощными государствами. Завоевание Римской империей всего средиземноморского бассейна и большей части Западной Европы привело к уничтожению этрусского, континентального кельтского и многих других языков. Экспансия империи инков и ее предшественников привела к распространению языков кечуа и аймара к востоку от Анд.
Менее известны случаи вытеснения местных языков в результате заселения не имеющими письменности земледельцами земель охотников-собирателей, информацию о чем могут дать лингвистические и археологические изыскания, а не свидетельства летописцев. Установлено, что расширение ареала земледельцев банту и жителей тихоокеанских островов привело к исчезновению языков охотников-собирателей субэкваториальной Африки и островов юго-восточной Азии соответственно. Имели место и такие “лингвистические катки”, когда одни охотники-собиратели покоряли других благодаря технологическим усовершенствованиям; так, например, 1,000 лет назад инуиты, располагавшие собачьими упряжками и каяками, расселились по всей канадской Арктике.
Следствием нескольких типов исторической экспансии является то, что регионы, в которых не было труднопреодолимых географических барьеров, снова и снова оказывались местом действия “лингвистических катков”. Непосредственным результатом этого явилось очень низкое разнообразие языков в данной местности, потому что язык завоевателей сметал все остальные. С другой стороны, со временем язык завоевателей дифференцировался на местные диалекты, а затем превращался в отдельные языки, пусть все они и оставались родственными. Раннюю стадию такого процесса иллюстрирует история инуитов за последнюю 1,000 лет: все восточные инуитские народности от Аляски до Гренландии говорят на все еще взаимно понятных диалектах единого языка. Последствия экспансии Рима и племен банту, имевших место 1,000 лет назад, привели к развитию следующей стадии: различные языки романской группы (французский, испанский, румынский) хоть и родственны, но уже взаимно непонятны представителям этих народов; то же самое верно для сотен тесно связанных языков группы банту. На еще более поздней стадии разделения находятся языки, возникшие в результате освоения жителями островов Тихого океана островов юго-восточной Азии примерно 6,000 назад: теперь там существует тысяча языков, разделяющихся на восемь ветвей, но все еще достаточно сходных, чтобы не возникало сомнения в их родстве.
Контраст с этими легко захватываемыми территориями, которые Джоанна Николс именует “зонами распространения языка” (language spread zones), составляют те, которые она называет “остаточными зонами” (residual zones), или “убежищами” (refugia): горные или другие труднодоступные регионы, которые армиям государств или другим захватчикам трудно подчинить и где языки выживают и дифференцируются на протяжении долгого времени. Следовательно, в таких местах сохраняются уникальные языковые группы. Известные примеры таких территорий — Кавказские горы, где сосуществуют три уникальные языковые семьи плюс еще три, лишь недавно вытесненные государственным языком; Северная Австралия, представляющая собой ареал распространения 26 из 27 языковых семей аборигенов, индейская часть Калифорнии с 80 языками, которые, согласно различным классификациям, относятся к различному числу языковых семей — от шести до 22, и, конечно, Новая Гвинея с ее тысячью языков, принадлежащих к десяткам семей.
Таким образом, мы выявили еще несколько причин того, что Новая Гвинея лидирует в мире по числу языков и языковых семей. В дополнение к упомянутым выше экологическим факторам — малой сезонной изменчивости климата, оседлости населения, продуктивной среде обитания, обеспечивающей высокую плотность населения, большому экологическому разнообразию, позволяющему сосуществовать популяциям с разными стратегиями добывания пищи — мы теперь обнаружили и социально-экономические и исторические факторы. К ним относится тот факт, что новогвинейцы никогда не создавали государства, так что не был построен и “лингвистический каток”, который смог бы нивелировать разнообразие языков. Кроме того, из-за того, что остров Новая Гвинея разделен рельефом на множество чрезвычайно автономных и взаимно труднодоступных районов, “лингвистический каток”, даже если бы он и появился в ходе распространения земледелия на Нагорье (ассоциирующегося с так называемым транс-новогвинейским наречием), он все равно не смог бы уничтожить десятки языков более древнего типа.
Традиционное многоязычие
Выше приведены причины того, почему современный мир унаследовал 7000 языков от мира позавчерашнего и почему в языковые общины охотников-собирателей и земледельцев, не имеющих государственной организации, входило меньше носителей одного и того же языка, чем в современные общества. Как насчет билингвизма (двуязычия) и мультилингвизма (многоязычия)? Насколько распространен в традиционных сообществах билингвизм по сравнению с современными государствами — больше, меньше или в той же степени?
Различие между билингвизмом (или мультилингвизмом) и монолингвизмом представляется даже более произвольным, чем между языком и диалектом, и провести его труднее.
Сочтете ли вы себя билингвой только в том случае, если можете бегло разговаривать на еще одном языке кроме родного? Следует ли учитывать языки, на которых вы говорите неуверенно? Как насчет языков, на которых вы читаете, но говорить не можете, — например, латыни или классическом греческом (речь о тех из нас, кто изучал эти языки в школе)? И как оценивать язык, на котором вы сами говорить не можете, но который понимаете, когда говорят другие? Родившиеся в Америке дети иммигрантов часто понимают язык родителей, но уже не могут говорить на нем, а новогвинейцы отличают наречия, на которых могут говорить и которые понимают, от тех, которые они лишь “слышат”, но на которых не говорят. Отчасти потому, что не существует согласия по поводу определения двуязычия, отсутствуют и сравнительные данные о его распространенности в мире.
Тем не менее нам необязательно сдаваться и вовсе отказываться от рассмотрения данного предмета, потому что о двуязычия имеются многочисленные свидетельства. Большинство родившихся в Соединенных Штатах от говорящих по-английски родителей остаются монолингвами по очевидным причинам: у них недостаточно потребности, а в большинстве случаев и мало возможностей говорить на втором языке. Большинство иммигрантов овладевают английским, а англоговорящие американцы находят себе говорящих по-английски супругов. Большинство европейских государств имеют единственный официальный государственный язык, и урожденные европейцы, имеющие родителей — урожденных европейцев, с детства учатся только национальному языку. Впрочем, поскольку европейские страны гораздо меньше по территории, а теперь и менее самодостаточны экономически, политически и культурно, чем Соединенные Штаты, большинство образованных европейцев организованно обучаются дополнительным языкам в школе и часто достигают в них беглости. Продавцы во многих скандинавских универмагах носят бейджики, на которых указаны языки, которыми они владеют, для помощи иностранным покупателям. Так или иначе распространение многоязычия в Европе — недавний феномен, следствие получения высшего образования большинством населения, послевоенной экономической и политической интеграции и роста англоязычных средств массовой информации. В прошлом в европейских национальных государствах, как и в других обществах, преобладал монолингвизм. Причины этого ясны: число носителей национального языка огромно, достигает часто многих миллионов; правительства поощряют использование государственного языка администрацией, в образовании, коммерции, армии и увеселительных заведениях; как я покажу ниже, государства обладают мощными прямыми и косвенными средствами распространения государственного языка за счет других.