33. В плену темноты - читать онлайн книгу. Автор: Гектор Тобар cтр.№ 47

– Прости меня, Марио, – вмешался вдруг один из шахтеров. – Но не кажется ли тебе, что вот этот кусочек больше остальных?

После того как Марио закончил, каждому из горняков досталось по кусочку размером с ноготь пальца. Подобно остальным, Марио старался подольше удержать на языке привкус мякоти и сиропа, словно это была церковная просфора, и этот фокус ему удавался – пока кто-нибудь не толкал его и он случайно не глотал драгоценную пищу, и тогда ему хотелось избить недотепу до крови, так он бывал зол.

Но, по большей части, им приходилось ограничиваться одним печеньем, в котором содержалось около 40 калорий и менее 2 г жира. Для поддержания жизни этого недостаточно, и Виктор Замора, тот самый, кто возглавил налет на продуктовый ящик пятнадцать суток тому назад, вполне отдавал себе в этом отчет. «Это было самым ужасным, – говорил он. – Этого я никогда не забуду – видеть, как твои compañeros ^[29] умирают у тебя на глазах».

К этому времени ежедневные службы переросли в более длительные и покаянные встречи. Мне жаль, что я повысил голос, мог сказать кто-либо из шахтеров. Простите, что вчера я не ходил вместе со всеми за водой. В тот день наступила очередь круглолицего Виктора Заморы, лицо у которого уже не очень круглое, зато шевелюра увеличилась в объеме от грязи и копоти.

– Я хочу сказать вам кое-что, – начал он, шагнув вперед. – Я совершил ошибку. Я был одним из тех, кто взял еду из короба. Мне очень жаль. Я сожалею о том, что сделал. – Не все горняки знали о роли Виктора в исчезновении еды, и некоторые впервые услыхали об этом только сейчас. – Я думал, что мы застряли здесь всего на несколько дней, – продолжал он. – Я не понимал, какой вред приношу своим поступком. И теперь я очень сожалею о нем.

Виктор очень нервничал и явно раскаивался в том, что натворил, судя по неуверенному и срывающемуся голосу. Омар Рейгадас впоследствии скажет: «Мы все поняли, что он чувствует себя ужасно после того, что наделал».

После извинений наступало время приема пищи. Сегодня она у них еще имелась. Но тут вперед шагнул Алекс Вега.

– Можно я скажу? – спросил он. Эль Папи Рики превратился в Ходячий Скелет или Charqui de Mariposa и выглядел куда меньше и уязвимее любого из них, а в еде нуждался куда больше.

Марио Сепульведа повернулся к Омару Рейгадасу и прошептал:

– Этот парень попросит себе больше еды. Что будем делать?

– Я дам ему кусочек своего печенья, а ты дашь еще немного, – ответил Омар. – А потом мы спросим, не желает ли кто-нибудь еще поделиться и помочь ему…

Но Алекс не стал просить себе добавки.

– Я смотрю, это дело затягивается, – начал он. – Один бур только что прошел мимо, а завтра, не исключено, промахнется и второй. Продуктов осталось совсем немного, и сегодня, я думаю, мы не должны есть. Давайте не будем есть. Давайте оставим все на завтра, и тогда мы продержимся на один день дольше.

Кое-кто из шахтеров заворчал и отрицательно покачал головой: нет, они не хотят пропускать даже один прием пищи. Давайте поедим! Я хочу есть! Но в конце концов все согласились отказаться от еды. Три дня ничего, кроме воды. Несколько человек были глубоко тронуты благородным поступком Алекса Веги, его готовностью принести себя в жертву, его – самого худого из всех, который поставил их интересы и коллективное здоровье выше очевидной собственной нужды.

Поняв по звукам, что последний бур прошел мимо цели, еще несколько человек захотели оставить предсмертные записки, как Виктор Сеговия. Подобно ему, они писали в надежде, что когда-нибудь какой-нибудь спасатель обнаружит их прощальные письма. Они настолько ослабели, что, заснув, могли уже не проснуться, или же у них попросту недостало бы сил для письма. Кое-кому понадобилась помощь, чтобы подняться на ноги и пройти в отхожее место, и они поддерживали друг друга в путешествии вверх по Пандусу, к нагромождению камней, где зарывали свой козий помет, который вышел из их тел, или к издающей дурной запах импровизированной туалетной кабинке, и обратно. Кто-то предложил вновь подсоединить шланги к цистернам с водой, потому что через несколько дней они ослабеют окончательно и не смогут подняться на нужную отметку, чтобы наполнить водой бочки, которые они привозили в Убежище. Чувство обреченности оказалось заразительным. Карлос Мамани видел, что все больше его товарищей по несчастью поддались и начали писать прощальные письма, он слышал, как перекликались вокруг чилийцы: «Ты закончил?», «Одолжи свой карандаш», «Мне нужен листок бумаги». Некоторые из мужчин при этом плакали, и Мамани жалел их, потому что для шахтера лить слезы перед своими товарищами – последнее дело. Подобно многим молодым людям, находившимся в тот момент в Убежище и подле него, ему казалось, что шахтеры старшего поколения более подвержены и склонны к отчаянию. «Я слыхал потом, как кто-то говорил, будто горняки постарше были там, внизу, надеждой и опорой, но это – вранье», – вспоминал Мамани. У Хорхе Галлегильоса распухла нога. Марио Гомесу было нечем дышать – легкие отказывались служить ему. Единственным из стариков, кто всегда оставался в строю, был Омар Рейгадас. Он постоянно повторял: «Не волнуйтесь, за нами придут. Они обязательно придут за нами». Но большинство шахтеров постарше просто сходили с ума. Виктор Сеговия много дней писал о своей смерти, и теперь, когда большинство его товарищей заняты тем же самым, он наконец дал своим самым мрачным мыслям, которые он прежде поверял бумаге, выплеснуться наружу:

– Мы все умрем!

– Помолчи, старик! Concha de tu madre! ^[30]

Карлос Мамани подавил искушение поддаться общему психозу и начать прощаться со своими родными и близкими. Старшая сестра ему так и не приснилась, и, пока этого не случится, он не поверит в то, что время его пришло: «Мне не хотелось писать письмо… Если бы я и начал его, то только тогда, когда понял бы, что мне приходит конец». Мамани был очень слаб, но он пока не собирался сдаваться, agonizando ^[31]. Кроме того, даже захоти он написать, то сделать этого не смог бы, потому что у него не было с собой шахтерской лампы, которую он забыл наверху, в раздевалке.

У Марио Сеговии оставалось еще достаточно сил и внимания, чтобы понять, как быстро деградируют люди в Убежище. Он остановил свой выбор на хрупком и слабом Клаудио Янесе, который выглядел особенно жалко. Янес – невысокий человечек с угловатыми и резкими чертами лица. Щеки у него ввалились, лишь подчеркивая его отстраненный, затравленный взгляд. Остальных шахтеров Марио еще мог заставить выслушать себя и подняться, но Клаудио просто лежал и ни на что не реагировал.

– Эй, concha de tu madre, вставай! Ты должен встать, потому что если останешься валяться на полу, то умрешь и мы съедим тебя. Мы съедим тебя за то, что ты – лентяй. – Когда это произнес человек, голодающий трое суток, то слова «мы съедим тебя» вовсе не кажутся пустым бахвальством, как было бы в ином случае. – Так что тебе лучше встать, потому что, если ты не сделаешь этого, мы поднимем тебя пинками.