Европа перед катастрофой. 1890-1914 - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Такман cтр.№ 72

Но между противоборствующими сторонами, и теми и другими, уже не оставалось пространства для маневрирования. «Вы не представляете себе, как я измучился ⁸³, – говорил Жорес Шарлю Пеги. – С врагами все ясно – но как быть с друзьями! Они обрушились на меня, поскольку боятся, что их не изберут. Они держат меня за фалды и не допускают к трибуне». Однако Жорес не мог молчать, он продолжал выступать, и его действительно прокатили на выборах в мае 1898 года, хотя не столько из-за дела Дрейфуса, сколько из-за оппозиции промышленников в его округе. Теперь Жорес использовал для общения с аудиторией газету «Птит репюблик», как Клемансо – «Орор», и ежедневно публиковал в ней политическую колонку. Классовая ненависть настолько въелась в сознание социалистов, что ему для начала надо было лишить Дрейфуса классовой принадлежности. «Он больше не офицер и не буржуй, – писал Жорес. – В своем злосчастии он оказался вне сословий… Он всего лишь живой свидетель преступлений власть имущих… Он – обыкновенный представитель рода человеческого». Жорес разобрал по косточкам все аргументы и материалы Каваньяка, слухи и наветы, проанализировал фальшивки и подделки. Его разоблачительные статьи вдохновили дрейфусаров и разозлили Каваньяка. За обедом он предложил членам кабинета арестовать всех главных поборников пересмотра дела Дрейфуса, обвинив их в заговоре против государства, и назвал в том числе Матье Дрейфуса, Бернара Лазара, Ранка, Рейнаха, Шерера-Кестнера, Пикара, Клемансо, Золя. Когда кто-то из коллег саркастически спросил: «А почему бы и не адвокатов?», Каваньяк ответил: «Конечно» и добавил имена Лабори и Деманжа.

Тем не менее «Доказательства» Жореса произвели впечатление на Каваньяка. Желая найти ответы на некоторые обвинения Жореса, он приказал еще раз изучить документы, поручив это сделать офицеру, прежде не участвовавшему в расследованиях. Работая при свете лампы, офицер заметил, что письмо Паниццарди, главная улика, склеено из двух половин одного типа бумаги, но с линиями разных оттенков. Полковник ^[72] Анри использовал незаполненные части действительных писем Паниццарди для того, чтобы склеить документ. Главная улика оказалась явной подделкой. Офицер обнаружил и другие несоответствия и доложил о своих губительных находках военному министру.

Каваньяк, только что с триумфом закрывший дело Дрейфуса в палате депутатов, понял: вся его доказательная база разваливается как карточный домик. Первооснова конструкции – фальшивка. Краеугольный камень, принесший ему общенациональную известность, – подделка. Он был человеком принципов и не мог позволить себе утаить открытия, сделанные офицером. Ему оставалось только признать ошибку и пережить определенную личную трагедию. Не облегчало его положение и то, что он не был человеком военным. Он приказал арестовать полковника Анри и заключить его в тюрьму Шерш-Миди, где прежде содержался Дрейфус. Той же ночью, 31 августа 1898 года, полковник Анри покончил жизнь самоубийством, воспользовавшись бритвой, предусмотрительно оставленной для него в камере.

Армейские офицеры были потрясены, некоторые даже плакали. На армию легло пятно, «сравнимое с позором Седана». Леон Блюм, отдыхавший в Цюрихе, узнал вести из Франции в десять вечера от портье в отеле. «Никогда еще за всю свою жизнь я не испытывал такого возбуждения… Огромная, беспредельная радость охватила меня от осознания того, что все-таки победу одержал разум. Восторжествовала правда». На этот раз наконец дрейфусары могли подумать, что они добились поставленной цели. В определенном смысле это было действительно так: ложь изобличили. Но до окончательного торжества было еще далеко.

Каваньяк подал в отставку, а через две недели покинул пост и его преемник, шестой военный министр со времени ареста Дрейфуса. Правительство, капитулируя перед неоспоримыми фактами, передало дело в кассационный суд, который должен был либо поддержать прежнее решение, либо его отменить. Эта мера, воспринятая как свидетельство недоверия генералам, вызвала отставку очередного военного министра. В ожидании вердикта кассационного суда Париж бурлил, как в лихорадке. Если суд действительно займется пересмотром дела Дрейфуса, то достоянием гласности станет и «секретный файл», чего не могла допустить армия ни при каких обстоятельствах. В Англии газета «Спектейтор» мрачно предсказала, что такая ситуация логически должна привести к государственному перевороту. В Париже роялисты и горячие головы из правых лиг, стремясь спровоцировать именно такое развитие событий, распространяли слухи о заговорах, устраивали митинги, нанимали банды для уличных беспорядков. Создавалась обстановка, самая благодатная для Деруледа.

Неугомонный агитатор, поэт и депутат, долговязый и длинноносый, как Дон Кихот, Дерулед умел находить мельницу для ожесточенной атаки в любой сфере жизнедеятельности республики. Ветеран военных действий 1870 года основал Лигу патриотов в 1882 году исключительно для того, чтобы поддерживать дух revanche. В ее названии фигурировала надпись «1870—18__», в которой вторая дата умышленно и со значением не указывалась, а девизом лиги была благородная и достойная фраза – France quand même ^[73]. Дерулед сочинял патриотические стихи, одинаково ненавидел и роялистов и республику и обладал, как говорили о нем, «политическим мышлением ребенка». Горя желанием разжечь конфликт, он объединился с Жюлем Гереном, лидером Антисемитской лиги, которую щедро субсидировал герцог Орлеанский, намереваясь подняться на волне кризиса. Напряженность резко обострилась, когда забастовали 20 000 строительных рабочих на площадках выставки 1900 года и правительство ввело войска, оккупировавшие вокзалы и патрулировавшие бульвары. Распускались слухи о готовящемся перевороте, приуроченном к открытию сессии палаты депутатов 25 октября. Дерулед и Герен объявили об организации массового митинга протеста у Бурбонского дворца, чтобы продемонстрировать «веру армии и ненависть к предателям».

Социалисты или по крайней мере часть социалистов вдруг поняли, что республику надо защищать. Хотя они и ставили целью свержение существующего режима, их не устраивала перспектива свержения этого режима правыми силами. Кроме того, им стало известно от местных комитетов, что нейтралитет в отношении дела Дрейфуса негативно сказывается на их репутации среди избирателей. «Поскольку многим кажется, что мы выступаем против любых форм буржуазного республиканизма, – сообщал местный партийный активист, – нас нередко принимают за союзников монархических реакционеров»⁸⁴.

Лидеры социалистов начали рассылать призывы к объединению для противостояния общей угрозе, и опасность, по-видимому, была столь велика, что им удалось сформировать совместный Комитет бдительности, пусть и временный ⁸⁵. На нем было принято решение организовывать массовые демонстрации и каждый вечер проводить собрания. Назревала реальная гражданская война. Лига дрейфусаров за права человека обратилась ко всем сторонникам республики с призывом дистанцироваться от уличных столкновений. Но Жорес усмотрел в них зачатки борьбы за социализм: «Париж бурлит… пролетариат настроен решительно и сплачивается». Гед предупредил: восстание будет на руку генералам, которые только и ждут повода для захвата власти. Комитет бдительности проявил благоразумие, заявив: «Социалисты не поддадутся на провокации. Революционные отряды готовы к действию, но могут и воздержаться, в зависимости от обстоятельств».