И снова шаг в сторону – не хочу, чтобы казалось, будто бы мы что-то к чему-то притягиваем зауши. Кроме того, я очень люблю этот эксперимент (впоследствии он был назван «сюрпризной пробой»
[56]), поставленный в лаборатории академика Анохина, а потому и по этой причине тоже не могу удержаться, чтобы о нем не рассказать.
В лаборатории Петра Кузьмича был выстроен большой лабиринт, в конце которого находилась специальная кормушка с педалькой. Собака, преодолевая лабиринт, оказывалась перед этой кормушкой с секретиком, нажимала на педальку, и та открывалась. Внутри находился «сухарный порошок» – классическое пищевое подкрепление лабораторных собак за хорошо выполненную работу (за выученный лабиринт и выученный же способ открывания кормушки). И вот так тренируют собаку, тренируют – она уверенно бегает по лабиринту, нажимает на педальку, лакомится сухарным порошком. Все хорошо, условные рефлексы работают на отлично. Однако же, в один прекрасный день в структуру эксперимента вносят небольшое изменение – то ли порошок у них закончился, то ли лаборант не с той ноги встал (не важно) – в общем, положили в кормушку не сухарный порошок, как обычно, а мясцо – хорошенькое такое, вкусное, собачья радость, короче говоря. Ну и запустили собаку в прекрасно знакомый ей лабиринт. Понятно, что она быстро его преодолела и оказалась перед кормушкой. Открыть ее надрессированной собаке тоже труда не составит, но – и давайте сейчас пофантазируем – какова будет ее реакция, когда она увидит там не ожидаемый сухарный порошок, а неожиданное мясо? Если сообразовываться со здравым смыслом и здравым же рассуждением, она должна обрадоваться и насладиться нечаянным подарком судьбы. Шутка ли: вместо сухарей – мясо! Но правда жизни (и данные эксперимента) противоречит всякой здравости – собака не только отказывается от предложенного ей мяса, она еще впадает в паническое неистовство! Как так, ей, понимаешь, дали по блату фактически что-то лучшее, а она – давай негодовать и биться в истерике! Парадокс. Нет Сточки зрения теории Петра Кузьмича, и практика тут ее подтверждает, собака именно таким образом и должна реагировать – «акцептор результата действия» был с сухарным порошком, а не с мясом, то есть всё собака сделала правильно, но не получила того, чего ожидала. «Обратная связь» сигнализирует об ошибке, и как результат – паника. Все верно! Да и с нами такое случается: вот представьте, встаете вы со стула или с кровати, а пол у вас под ногами проваливается, и вы летите… Какая у вас будет реакция? Уверяю вас, проверено на собственном опыте паралитика с нарушением проприоцептивной чувствительности, что это сплошной ужас и катастрофа. В общем, все правильно, хотя и странно (не с моим упомянутым падением, конечно, ас сухарным порошком).
Но давайте вернемся к Канту со Стравинским, которых мы избрали для своих альтернативных – мясу и порошку – примеров. Вот допустим, вы потянулись за «Критикой» (антиномию искали), пробегаете глазами по тексту и вдруг находите – нет, не ту антиномию, которую хотели найти, а нечто другое, чего, как раз не искали, но что вам, как оказывается, и надо было, чтобы додумать то, что вы собирались додумать («собрать целое»). Паника? Ужас? Вряд ли, скорее радость… Даже восторг, может быть! Или со Стравинским пример – заболел там кто-то, кто должен был дирижировать в блистательной Венской филармонии, и прислали другого, но он Стравинского наотрез играть отказывается – не люблю, так не люблю, а вот Шёнберга готов. Но так играет он этого Шёнберга, сукин сын, что аж дух захватывает! И что делать? Впадать в растерянную панику, метаться меж кресел по партеру? Или все-таки кричать «Браво!»? Думаю, все-таки будем кричать: «Браво!», и кричать истово! Более того, – радоваться, что такая оказия выпала, потому что, не будь ее, возможно, никогда бы мы не открыли для себя Шёнберга – вне плана, вне «потребного будущего», а по факту фактически случившегося будущего. То есть, возможно, есть этот механизм «акцептора результата действия», есть и работает – с сухарным порошком, с проприоцептивной чувствительностью, но не с Кантом и не со Стравинским. Что-то тут другое, совсем другое.
Два времени
Продумаем еще раз. «Нехватка нехватки» – это невозможность захотеть, некий паралич воли, существование нас в «пассивном залоге» (когда не мы действуем, а нами действуют). По большому счету это ситуация отсутствия целей: целей как желаний, целей как смыслов – того, что влечет, заставляет двигаться, рваться куда-то из никчемности, скованности, бессмысленности нашего существования. Однако Иван Петрович Павлов настаивает на существовании в нас некого психического механизма «цели», механизма, который, по сути, формирует для нас наше будущее.
Но о каком будущем в данном случае идет речь? О будущем, которое возможно вообразить (даже невозможно-не-вообразить), то есть о том будущем, которое уже в некотором смысле присутствует, наличествует в настоящем. Но насколько такое будущее действительно является будущим? Что если такое будущее, которое я легко могу вообразить сейчас, является лишь модификацией этого самого сейчас, а вовсе никаким не будущем в подлинном смысле этого слова (в том смысле, что его еще нет – совсем нет)? Действительно, что это за будущее, если оно слеплено из моих сейчасных «доминирующих мотиваций» и сейчасных же «обстановочных афферентаций»? Да, это то будущее, которого еще не существует (а может быть, никогда и не будет существовать), – то есть по этому критерию определения «будущего» мы вроде как проходим. Но ведь оно – это будущее, по существу, наличествует уже сейчас – уже сейчас есть эти желания (мотивация), уже сейчас есть эта определенная обстановка (актуальная афферентация, стимулы) и именно сейчас они уже сложились в моем мозгу в некое «потребное будущее». То ест, оно – это будущее – уже есть (имеет место быть), и пусть лишь как вариация фактически наличествующего «сейчас», и пусть только в моем мозгу, но уже. И с этой точки зрения, если мы так (с такой требовательностью) понимаем будущее, обнаруживается полный провал – это не будущее, а вариации настоящего, того, что так или иначе уже наличествует.
Это ли не складка? Что если мы на каком-то базовом уровне являемся заведенным моторчиком, для которого существует только такое – предполагаемое будущее, то есть, по сути, лишь вариация настоящего («сейчас»). Так, понятное дело, работает в нас (в нашем мозгу) замечательный «акцептор результата действия», и «стимул-реактивная теория» тоже не простаивает – что с них возьмешь? Но на уровне сознания, как мы могли убедиться, срабатывают какие-то другие более сложные механизмы.
И вот снова эта дурашливая, конструкция: «Кого знаю – не хочу, кого хочу – не знаю!», только давайте заменим в ней сексуально-эротический подтекст гносеологическим. Вот, например, Иван Петрович Павлов со своим «организующим бытие» рефлексом цели… Устраивало ли его актуальное состояние физиологической науки на тот момент, когда он его осмыслил, будучи студентом Петербургского университета? Видимо, нет, раз он пошел дальше. Конечно, сравнение смелое, но, когда я берусь за очередной текст, я берусь за него только потому, что меня что-то не устраивает в том, что написали об этом до меня (было бы, наверное, как-то глупо и странно поступать иначе). Недаром Джон Артур Пассмор, один из самых ярких историков философии XX века, основатель «проблемной» философской историографии, считал, что хорошего философа (а я бы распространил это правило и на любого хорошего исследователя) определяют три вопроса: «Какую проблему пытался решить философ?», «Как возникла эта проблема для него?» и, что самое важное – «Почему он считал имеющиеся решения неудовлетворительными?»
[57]. То есть, иными словами, тот факт, что он ощущал «нехватку».