Из последних польз могу вспомнить электрический насос для воды.
В каком-то смысле я воспринимаю окружающий меня поселок как пришвинский лес. Как кусочек обезображенной человеком природы. И беру с этой природы все, что мне причитается по праву.
Природа тоже робко хочет с меня что-то получить, крутя в неловких ветвях счета за прежние мои забавы с ней, но тут я строг. И в этом мне помогает опыт моих камчадальских предков, дедов, кузенов и свояков. У которых есть такое, к примеру сказать, увлечение: «речные поколки».
Я расскажу о них. Уверен, что вам это пригодится на вашем жизненном нересте, когда вы, выпучив глаза и рвя бока о камни, несетесь к заветной цели, по достижении которой вам уже все равно, вы счастливо дрейфуете кверху брюхом обратно в безмолвный туманный океан или служите пищей своим деткам.
Для речных поколок мои камчадальские родственники держат специального оленя. Сообразительного, привлекательного рогатого наркомана. Такого наркомана называют «манщик».
Манщик рождается обычным олененком, гутыргыргеном этаким, милым, ушастым и добрым. С теплыми губами, лобастой башкой и страстью к наслаждениям. Такого бэмби высматривают раскосо ангелы оленьей судьбы, мои родичи. И подманивают его к себе всякими вкусностями и соблазнами. Влекут его в свои сети.
Процедура подманивания не очень аппетитна. В конце концов молодой олень становится жертвой зависимости. Сначала от зажелтелых от человеческой мочи кусков снега, потом от алкоголя. К финалу приручения олень пьет не меньше своих рабовладельцев, если пересчитать на массу тела.
Бухают родственники с оленем не просто из симпатии. Не только ради компании пьют они водку, совместно глядя на пламя родового костра. В глазах у оленя – влажная эйфория, в глазах у моих свояков – мерцающий демонизм, наш фирменный знак.
Олень, вкусив пороков, становится другом человека. И начинает изменять своему роду, предавая бестолковых собратьев во время миграционных кочевок в руки собратьев толковых.
Идет кочевка оленей. Олени куда-то там мчатся. В полном порядке, с соблюдением иерархий, чинов, званий и прав состояния.
И тут на маршруте движения вырисовываются мои камчадалы и вклиниваются со своим оленем-предателем в строй оленей добропорядочных.
Добропорядочные олени имеют не самые сообразительные головы и слабые сердца. Начинают метаться, не понимать, где они, что с ними?! Олень-алкоголик, как и все алкоголики, обладает даром втираться в доверие и искусством манипуляции. С его башки срывают мешок, и он, увидев аудиторию, воспряв, зажегшись творческим порывом, уводит за собой силой пьющего таланта десятка три оленух.
Оленухи теряют голову от экстравагантного незнакомца с приятным запахом и шаткой статью капитана Джека Воробья. Бабы-то не городские, природные, поэтому несутся за аферистом со всех ног. Кругом же паника! А тут видный мужчина, которого мои родичи намазывали рыбьим жиром с солью в своем спа. Обалдевшие от беспорядка, шума, запаха соли и вида задницы предательского гада-пропойцы, оленухи ломятся в реку. За новым, стало быть, повелителем. За счастьем своим женским.
И на середине реки их настигают мои коварные голодные камчадалы на лодочках, с пиками в руках и жаждой чужой беззащитности. Так бы камчадалы могли атаковать и весь олений табун, но там оленей очень много, они клином идут, могут перевернуть плавсредства, потопить моих милых гуронов, которые, как и полагается приполярным ирокезам, плавать совсем не умеют. Из осторожности, лени и хитрости (трех основных столбов камчадальского отношения к миру) родственники мои атакуют только того, кто уверовал в пропойцу-мессию.
Смотреть на них в этот момент и страшно, и притягательно. Забываешь, в каком веке, тысячелетии, на какой, собственно, планете ты орешь с ними, ликуя и страшась.
На середине реки происходит «речная поколка». Которая обеспечивает родичей почти всем необходимым. Затраты для поколки разумны: только расходы на водку для себя и оленя-манщика. А сколько удовольствия от встречи с природой, приручения молодого красавца, склонения к сотрудничеству, обучения его человеческой мудрости! Не передать словами.
Карьера оленя-манщика ярка и кратка. Как у кометы. Камчадалы уверены, что на второй раз прежний заслуженный артист уже не очень годится. Настало время выпускать на сцену жизни следующего актера оригинального жанра.
Но как устроен человек? Он не может просто так полоснуть кумира ножом по горлу да и сожрать его. Нет, не может. Человеку надо устроить по этому поводу нравоучительное шоу. Праздник праведного суда.
Бухарика-манщика, у которого голова кругом от происходящего вокруг него торжества, сначала чествуют. Гладят по рогам, украшают ленточками, хвалят. Выпивают. Танцуют.
Потом, внезапно для слабеющего оленя-юбиляра, из кустов вываливается местный прокурор из стариков. И обличает перед собранием измену. Народный любимец, оказывается, хотел утопить собратьев, он лжив, труслив и противен.
Все в неподдельном ужасе и брезгливости отшатываются от бывшей звезды лесотундровой эстрады. Звучат крики гнева.
Происходит еще один танец, в котором все по очереди отрекаются от негодяя. И когда справедливый суд завершается приговором присяжных мясоедов, великий артист роняет свою рогатую голову на чавкающую под ногами зелень.
Финита. Награда находит героя.
Подзакусивши героем, родичи мои поют о нем вдумчивую, политически взвешенную песню, в которой вспоминают как положительные, так и отрицательные аспекты жизни покойного.
Череп народного любимца вешают на штырь. В шеренгу других памятных шестов, к одному из которых уже привязан будущий герой следующего сезона.
Язык предков
Что хорошего было у моих предков с побережья холодного моря?
Много хорошего.
Например, у мужчин и женщин были разные произношения, разные слова для обозначения одного и того же, разные ударения в этих словах. Разные языки, короче говоря.
Удобно было – не передать как. Надо поговорить с женщиной – руками и коленом распрямляешь ее над корытом и, подбирая общие для мужчин и женщин слова, помогая руками и бровями, объясняешь ей некоторые насущные вещи. Поняла, спрашиваешь, а?! Мотни башкой! Поняла, да, вижу. Так вот, больше так не делай, не надо, а то, слышь-нет, а то – все, вот так говорю, видишь, все тебе, конец, на мху лежать будешь, с поминальным бубном на лице, как в прошлом году перед санитарным врачом из Анадыря.
А потом к мужикам оборачиваешься и комментируешь.
Женщины тоже не внакладе – могут часами трещать на птичьем своем, не задевая лобные доли сожителя.
Канун Пасхи
То, что завтра будет массово происходить на Руси, называется у моих камчадальских предков «оленья вера».
Это когда люди приносят жертвы и танцуют не ради потребности духа, а чтобы оленям было хорошо.