Культ - читать онлайн книгу. Автор: Константин Образцов cтр.№ 74

Карина говорила себе, что никаких особенно страшных и порочных тайн у А. Л. быть не может. Да, странно, что университетский преподаватель меняет жизнь и карьеру в Санкт-Петербурге на прозябание в Северосумске, но поводы к тому могли быть вполне понятные: тяжелый развод с женой, неприятности на работе, плохие долги – но ведь это дело житейское. Хуже было с другими секретами, которые появились в последние дни и были связаны с событиями в Северосумске, их общим чувством приближения зла и попытками разобраться в происходящем: недомолвки, странные поездки в Михайловск, туманные отговорки в ответ на прямые вопросы – причины этого Карина понять не могла. Она только гнала, как умела, неприятное чувство растущего недоверия, которое мешало сделать последний шаг навстречу друг другу, но также и понимала, что шаг этот необходим и совершить его надо как можно скорее, потому что к весеннему разноцветью снова стала примешиваться черная пустота и противостоять ей можно было лишь вместе.

За четыре дня этой недели Карина отработала четыре полные смены. Отчасти это было вызвано тем, что она и сама охотно выходила вне графика – лишних денег у них с А. Л. не водилось, а за переработки платили по двойному тарифу; отчасти тем, что последствия жуткой стрельбы коснулись и их интерната: у одной из медсестер погиб в «Селедке» племянник, и она была вынуждена меняться сменами, чтобы поддерживать родную сестру, совсем потерявшуюся от горя. Как и во всем городе, в интернате наступил странный, цепенящий покой; смены были тихими, сонными, размеренный распорядок не нарушался внезапными происшествиями, критическими ухудшениями состояния пациентов или пусть и вполне ожидаемой, но всегда горькой смертью. Между отбоем и временем, когда ночь останавливает время и мир замирает, Карина подолгу беседовала с Леокадией Адольфовной. Старушка ложилась спать поздно, а поднималась чуть свет: некоторые старики стараются прожить сознательно каждый час из немногих оставшихся дней и экономят на сне, понимая, что скоро уснут навсегда.

Карина думала, что их ночные беседы цвета ветхих страниц и потертых кожаных переплетов старых книг из забытой библиотеки. Все слова в них, когда-то значительные и глубокомысленные, давно перестали быть важными; чувства выцвели; знания обесценились; все, что составляло когда-то суть и смысл человеческой жизни, придавало ей силы и красоты, сегодня стало не более чем бумажной пылью – и вот уже наследник, обнаружив собрание древних бумажных сокровищ в квартире почившего прадеда, продает их скопом и по дешевке, сетуя, что вырученных денег не хватит на новый смартфон.

– Знаешь, моя милая девочка, ведь я прожила в этом городе всю свою жизнь, – говорила Леокадия Адольфовна, глядя в окно на редкие огни заводов и доков. – Мой отец был из тех Успенских, которые его основали. Помню, как мы с мамой шли по улицам, а все встречные снимали шапки и кланялись! Я видела, как ставили первые, еще деревянные, дома, настилали вдоль улиц узкие тротуары в две-три доски, а пристани были еще из толстых сосновых бревен, и рыбаки ходили в море на веслах и под парусами.

Карина вспоминала про другие рассказы старушки и про поход в местный краеведческий музей, где ни о каких Успенских вовсе не упоминалось, снова прикидывала, сколько той может быть лет, но не перебивала, только прислушивалась через открытую дверь к тишине коридора на случай, если кому-то понадобится за чем-то прийти среди ночи на пост медсестры или заголосит, застонет кто-нибудь из пациентов. Но было тихо; даже крысы, устраивавшие порой шумную возню в старых стенах, не издавали ни звука.

– Ах, какой это был прекрасный город! – И на глазах пожилой приятельницы Карины наворачивались слезы. – Какие сильные люди тут жили! Знаешь, моя девочка, нужно быть очень сильным и смелым человеком, чтобы жить у моря на самом краю земли, а еще надо обязательно быть очень добрым, потому что иначе можно легко оступиться. Один неправильный шаг – и вот ты уже не на краю, а за краем, откуда если и возвращается кто, то очень редко… Вот как ты, например.

И посмотрела на Карину удивительно острым взглядом прищуренных глаз. Та вздрогнула и заерзала на табурете, а Леокадия Адольфовна как ни в чем не бывало снова повернулась к окну и, покачивая седыми кудряшками, добавила:

– А еще иногда из-за края может что-то прийти, но только если его позовут. Раньше такое редко случалось, а сейчас постоянно.

На следующую ночь, когда Леокадия Адольфовна рассказывала что-то о бале по случаю коронации последнего русского государя, Карина решила поговорить с ней о яме. Начала она осторожно:

– Леокадия Адольфовна, вы сказали, что этот город был раньше лучше. Что-то ведь изменилось в нем, да? В последнее время все стало хуже?

– Хуже стало уже давно, и не только здесь, – печально сказала старушка. – Весь мир стал другим, потому что в нем почти не осталось любви. Знаешь, что такое любовь?

И, когда Карина промолчала, сама ответила:

– Когда в жизни у человека есть что-то более важное, чем он сам, – это и есть любовь. А любви не осталось, потому что не стало того, что можно любить. Все какое-то ненастоящее, как в спектакле, где у актеров фальшивые чувства, чужие мысли, а вместо крови, фруктов, вина – крашеный реквизит.

Зашуршали и тут же смолкли в пустотах за стенками крысы. Через тонкие перекрытия с первого этажа донесся протяжный стон и тут же затопали шаги дежурной сестры. Карина снова спросила:

– Помните, вы говорили про волка, лиса, филина и медведя? Которых мне нужно остерегаться?

– А, эти. – Леокадия Адольфовна махнула рукой и посмотрела в окно, куда-то во тьму. – Маленькие зверята заигрались в опасные игры… Глупые, бедные дети…

– А где они играют? В яме?

Леокадия Адольфовна пожала плечами.

– Ну да, в земле. Но это неважно. Могли бы этим заняться и где придется: в заброшенном доме, там, где раньше стоял рыбацкий поселок, в подвале, на чердаке, да хоть и у себя в детской комнате. Плохо то, что они призвали Ее из-за края, случайно, наверное, а этого нельзя было делать, ни в коем случае нельзя. Думали, что могут с Ней справиться, что будут кормить Ее понарошку, а Она – выполнять их желания. А теперь уже поздно, теперь им с Нею не совладать. Да я говорила уже тебе об этом однажды.

– Кого призвали, Леокадия Адольфовна?

– То, что стоит у двери и ждет. То, что всегда голодно и никогда не насытится. То, что откликается на любой зов, приходит и остается, пока не вывернет всю жизнь наизнанку. Оно входит дверями страстей и действует через порок и изъяны. Оно там, где двое или трое подкармливают ее своими душами, а значит – везде…

«Почему с такой готовностью откликается на зов только зло? Почему ничего доброго и светлого не дозовешься на помощь, даже когда она так нужна?» – подумала Карина, и, к ее огромному удивлению, Леокадия Адольфовна ответила:

– Не думай, что то, что называют добром, глухо к человеческому зову. На самом деле оно откликается каждый миг, всегда старается быть рядом с нами: когда мы просыпаемся утром, когда благополучно приходим домой после трудного дня, когда счастливо избегаем бед – и тех немногих, о которых знаем, и неисчислимых, других, о которых нам неизвестно, но которые могли бы случиться… Просто люди куда чаще зовут Ее, чем Его, вот Она и приходит – ничего не поделаешь…