Культ - читать онлайн книгу. Автор: Константин Образцов cтр.№ 72

Но если капище – фальшивка, то в чем причина смертей, катастроф, насилия, страха и ощущения присутствия зла? Кто принес в жертву куклу, размозжив ей голову на жертвенном камне?..

Две истории явно не пересекались друг с другом. Впрочем, об этом еще будет время подумать. Сейчас нужно доделать другое дело.

Сначала Аркадий Леонидович хотел сразу позвонить Троку и рассказать то, о чем узнал от обиженного судьбой старшего научного сотрудника Сизых. Но потом решил сделать иначе. Последний удар он нанесет сам, а там уже пусть в дело вступает Петр Маркович.

На звонок в приемную Комитета по охране памятников истории и культуры ответил приятный женский голос.

– Добрый день, – поздоровался Аркадий Леонидович. – Я бы хотел записаться на прием к председателю комитета. Если можно, сегодня.

– К сожалению, сегодня Виталий Александрович не принимает, – ответила девушка. – Я могу записать на завтра, с трех до пяти часов. По какому вопросу вы хотите переговорить?

– По поводу взятого под охрану археологического объекта в Северосумске. Вы, наверное, слышали – культовая постройка эпохи неолита. У меня есть чрезвычайно важная информация: дело в том, что произошла ошибка, и я склонен полагать…

– Как вас представить? – перебила его секретарша.

– Майзель Аркадий Леонидович. Кандидат исторических наук.

– Хорошо, я записала вас на прием в пятнадцать сорок пять, на завтра, в пятницу, девятого октября.

Теперь оставалось найти, где переночевать. Не самая простая задача, если учесть, что города он не знал, а денег было в обрез.

К вечеру Аркадий Леонидович отыскал на северной окраине города пристанище под названием «Гранд-отель «Элит». Располагался гранд-отель в цокольном этаже хмурого девятиэтажного дома, затерянного среди хаотично застроенного плоского пустыря, а ко входу пришлось спускаться по лестнице, над которой трепетал на ветру небольшой баннер с надписью красным по синему: «Элит. Отель. Сауна».

В номере пахло застоявшимся табачным дымом и водопроводными трубами. Окон как таковых не было, если не считать узкой, похожей на бойницу, застекленной щели под потолком, мимо которой изредка мелькали ботинки случайных прохожих. Зато была довольно сносная кровать, тумбочка, древний телевизор кубической формы и душ – правда, вода шла только холодная и неприятного желтого цвета. Еще имелся стул с протертым и прожженным сигаретами сиденьем, достаточно прочный, чтобы выдержать вес Аркадия Леонидовича, когда тот взобрался на него, придерживаясь рукой за скос бойницы-окна – иначе сигнал мобильной связи было не поймать.

Сначала он позвонил Крупской.

– Слушаю, – сухо ответила она.

С памятного вечера понедельника они больше не разговаривали. При встрече Крупская только кивала и сразу отворачивалась, в беседы не вступала, а информацию о замещениях, если таковая была, предпочитала доводить до него через других преподавателей. Сперва это нервировало, он даже испытывал неловкость, как бывает, если невольно обидишь кого-то, а потом успокоился. В конце концов, так было лучше, чем когда Светлана Николаевна при каждой встрече подхватывала его под руку и норовила прижаться грудью.

– Света, это я. У меня возникли непредвиденные обстоятельства, и я, к огромному сожалению, не смогу выйти завтра на работу. Получится заменить меня кем-нибудь?

– Ну а что мне еще остается делать, – сказала Крупская. – Ты же меня перед фактом поставил. Попробую. Знаешь ведь, какая у нас ситуация.

Аркадию Леонидовичу немедленно стало стыдно.

– Да, я знаю, извини, так получается…

– Я поняла уже. Но часы эти у тебя из табеля вычеркну.

Потом он набрал номер Карины. Ее голос донесся издалека, откуда-то, где было мирно, тепло, тихо, спокойно и очень уютно. Он почувствовал, что очень соскучился – странно, как влияет расстояние на чувства: они не виделись всего один день, а ведь иногда могли не видеться и сутками, но почему-то сейчас, находясь в семидесяти километрах от дома, Аркадий Леонидович ощутил особую, щемящую нежность. Он коротко рассказал о визите в музей, опуская подробности, и предупредил, что вернется лишь завтра вечером.

– А где ты будешь ночевать? – спросила Карина.

– Ты не поверишь, – усмехнулся Аркадий Леонидович, обозревая с высоты стула убогую обстановку крошечного подвального номера, – в «Гранд-отеле «Элит».

– Наверное, шикарное место? – И он услышал, как Карина тихо смеется.

– Роскошное. – Он тоже улыбнулся. – Сейчас приму ванну в джакузи, а потом буду ждать, пока в номер принесут фламбе, трюфеля и шампанское.

– Тогда не стану отвлекать, – отозвалась Карина и добавила неожиданно: – Я люблю тебя.

Аркадий Леонидович оступился и зашатался на стуле, с трудом удержав равновесие.

Слова прозвучали впервые. Они были звонкими, как золото, и сладкими, как леденцы в детстве.

– Я тоже тебя люблю, – выговорил он, пробуя фразу на вкус. Ему показалось, что Карина совсем рядом, и он даже как будто почувствовал тепло дыхания и легкое прикосновение к лицу ее длинных, легких волос. Потом забеспокоился и все же спросил:

– У тебя все в порядке?

– Да, – голос звучал радостно и как-то светло. – У меня все просто прекрасно.

Когда Карина размышляла о чем-то – событиях, людях, явлениях, – она иногда представляла себе, какого они цвета. Впечатления прошедшего дня могли быть, например, цвета пожухлой травы, или грозовых облаков на закате, или глубокого ультрамарина, как океанские волны в хорошую погоду. Страшная трагедия в клубе «Селедка» вспыхивала тревожным синим и голубым, как проблесковые маячки полицейских машин или огни стробоскопов; рабочие смены в интернате, неважно, дневные или ночные, – как правило, цвета топленого молока, в который иногда подмешивались чуть более темные оттенки. Петербург был желтоватого цвета обшарпанных, пропитанных сыростью стен во дворах центра города, Северосумск – усыпляюще серый, как небо над пасмурным морем; их квартира светилась уютно-янтарным, хотя в последнее время цвет этот и потускнел, словно внутри янтаря притаился окаменевший тысячелетия назад доисторический паразит. Люди тоже имели цвета: Леокадия Адольфовна, например, была розовой, с белыми прожилками, как пастила. А. Л. почему-то виделся темно-зеленым, хотя ничего в его облике ассоциации с таким цветом не вызывало: это был цвет густого елового леса в солнечный полдень, когда воздух дрожит от зноя, а из темных глубин под ветками бора тянет холодком и загадками, манящими и немного пугающими одновременно.

Иногда Карина думала о том, какого цвета ее жизнь.

Лет до тринадцати она была цвета тревожных ночных сумерек. Может быть, в самом начале в ее жизни присутствовали и другие цвета, но она их не помнила. Мама Карины начала выпивать сразу после ухода отца из семьи, когда дочери только исполнилось три, а уже через год стала настоящей алкоголичкой с приступами паники, бредом и устрашающими галлюцинациями. Первые воспоминания: Карина сидит на диване в большой комнате, за окном темно, в квартире включен весь свет, в ванной почему-то льется вода – шумит, как небольшой водопад. В руках зажаты игрушки – куколка и пирамидка. Из коридора доносится мамин смех, звонкий, заливистый, неестественный и такой страшный, что Карина плачет. Мама вбегает в комнату: черные волосы растрепались, глаза вытаращены, в руках большой таз с водой. Она разом выплескивает всю воду на пол и отскакивает, глядя на только ей видимое пламя. Карина плачет сильнее. Мать стоит, опустив голову, с пустым тазом в руке, а потом переводит взгляд на дочь, улыбается так, что от ужаса бегут по коже мурашки, и спрашивает: «Ребенок, ты чей?»