— Ладно, просто оставайся на своей стороне стола, и тогда все будет легко и просто.
Гриффин слегка нахмурился:
— Так пока тебе еще ничего не удалось найти?
— А ты рассчитывал на что-то другое? Неужели ты не понимаешь, что это — безумие?
— Понимаю.
— Твой отец всю жизнь создавал нашу компанию, а теперь готов пустить ее псу под хвост из-за какого-то анонимного письма.
— Точно.
— А вдобавок ко всему он еще и решил стравить всех своих сыновей, чтобы они боролись за то, кому первому посчастливится найти эту девушку.
— Ага.
— А тебе не приходило в голову, что ее вообще может не существовать? То есть, я хочу сказать, кто бы ни написал это письмо, она или он хотел взбесить мистера Кейна, и…
— Он? — оборвал ее Гриффин. — Но это письмо написала женщина. — Он даже отыскал копию того злосчастного письма.
— Вовсе не обязательно. Пусть автор этого письма и заявляет, что он — женщина, у которой есть ребенок от Холлистера, но у нас нет этому никаких подтверждений. То есть мы опять возвращаемся к тому, что этот человек достаточно хорошо знал твоего отца, чтобы понимать, как он отреагирует на такое заявление. И этому человеку вовсе не обязательно являться матерью этой девушки. Если, разумеется, девушка вообще существует.
— Хорошее замечание. — Гриффин задумчиво потер себе подбородок и прошелся вдоль стола. — Но сейчас оно не существенно.
— Это почему?
— Потому что нам совершенно не важно, кто написал это письмо и даже существует ли эта девушка на самом деле. Ведь доказать, что ее нет, будет ничуть не проще, чем доказать, есть ли жизнь на других планетах или нет. Практически невыполнимая задачка.
— А по-твоему, найти ее намного проще?
— Так ты думаешь, Лэйни ошиблась насчет той няни? Вивиан?
Синди задумчиво посмотрела на копии фотографий, что нашла Лэйни. На первой красовались две женщины и девочка на каком-то пляже. Одной из этих женщин была Матильда Фортино, бабушка Лэйни, работавшая экономкой в доме Гриффина и Далтона, когда они были детьми. Синди невольно улыбнулась. Так хорошо, что ее серьезный и сдержанный начальник если и не сумел разыскать пропавшую сестру, то хотя бы нашел свою любовь, нашел Лэйни.
Лэйни считала, девочка на фотографии может оказаться той самой, что они теперь разыскивают.
А на втором кадре мать этой девочки на последних месяцах беременности стояла в обнимку с другой беременной женщиной, матерью самой Лэйни. И что самое важное, стояли они на заднем дворе дома Кейнов.
Бабушка Лэйни страдала болезнью Альцгеймера, так что ничем уже не могла им помочь, но, согласно записям Лэйни, ее бабушка несколько раз упоминала нечто такое, из чего можно было заключить, что у Вивиан была некая связь с Холлистером, которая грозила ей какой-то опасностью.
Так считать ли все это лишь совпадением или настоящим следом? Синди еще раз посмотрела на обе фотографии и нахмурилась.
— Даже и не знаю. Все это кажется слишком непонятным.
— Понимаю, но надо же с чего-то начинать.
Синди внимательно посмотрела на Гриффина, но уже в который раз не смогла сосредоточиться ни на чем, кроме его очаровательной улыбки. Вот только что скрывается за этой улыбкой? Верит ли он в то, что эта девочка на фотографии может оказаться его сестрой?
— Было бы проще, если бы человек, сделавший этот снимок, мог разглядеть ее глаза.
— Почему?
— Потому что, если бы у нее были кейно-голубые глаза, можно было бы точно сказать, что она — дочка Холлистера.
— Кейно-голубые?
— Конечно. А ты разве не замечала, что у меня с Далтоном глаза совершено одинакового оттенка?
— Нет. Голубые глаза встречаются часто, но вы с Далтоном совершенно разные.
— Возможно, но глаза у нас почти одинаковые. — Гриффин вдруг поймал ее за руку, заставил подняться и притянул к себе. — Или хочешь сказать, они не похожи?
Синди ничего не оставалось, кроме как посмотреть ему прямо в глаза. Они стояли так близко друг от друга, что она невольно вдохнула его свежий мятный аромат, а его теплая рука все еще сжимала ее руку. Просто поразительно, как нежно он ее держит, но какая же у него при этом грубая кожа.
Гриффин уже столько раз ее трогал, причем и в самых сокровенных местах, но она все еще не могла понять, почему у него такая грубая кожа, какая бывает только у тех, кто много работает руками. Чем же таким он может заниматься в свободное время, чтобы заработать все эти мозоли? Слегка покачав головой, Синди попыталась сосредоточиться на его глазах.
— У вас совершенно разная форма глаз. У него глаза более круглые, а у тебя — продолговатые, и морщинок больше.
— Хочешь сказать, я много щурюсь? — усмехнулся он, отпуская ее руку и опуская ладони на ее бедра.
Синди обняла его за талию, чтобы хоть как-то занять освободившиеся руки.
— Нет, я хочу сказать, что ты, в отличие от Далтона, много смеешься. И он смотрит как бы сквозь человека, и у него очень отстраненный взгляд. Не то чтобы он на всех глядит свысока или презирает, просто его мало что интересует.
— Точно, — усмехнулся Гриффин. — Ну а как насчет меня?
— А ты… ты действительно умеешь видеть людей, — осторожно начала Синди. И когда он смотрел на нее, ей казалось, что смотрит он прямо ей в душу. Но, разумеется, она ни за что не призналась бы в этом вслух. — И я до сих пор не знаю, хорошо ли это. Ведь порой мне кажется, ты улыбаешься не потому, что тебе нравится общаться с людьми, а потому, что человеческая природа тебя забавляет.
Улыбка Гриффина потускнела, и Синди почувствовала, как напряглись его руки, лежавшие на ее бедрах. Словно он не мог решить, что лучше, оттолкнуть ее или притянуть к себе поближе.
Синди чувствовала, что лучше бы ей на этом и замолчать, но что-то все равно заставило ее договорить:
— Но в тебе нет жестокости, поэтому я не думаю, что ты насмехаешься над людьми. Скорее… скорее так ты тоже пытаешься держаться ото всех на расстоянии.
Говоря это, Синди неотрывно смотрела на верхнюю пуговицу его рубашки. Ведь она прекрасно понимала, что ее догадки характеризуют ее саму ничуть не меньше, чем Гриффина. Если, конечно, он действительно ее слушает. В чем она сильно сомневалась.
Он осторожно ухватил ее за подбородок и приподнял голову, заставив посмотреть себе в глаза.
— Ты действительно так думаешь? Что я специально отталкиваю от себя людей?
Но ведь сама она именно так и поступает. Но, разумеется, этого она тоже не стала говорить вслух и вместо этого спросила:
— А разве нет?
— А разве бывает иначе?
— Наверное, нет.