Сарум. Роман об Англии - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 191

Приятели часто ездили верхом еще в одно имение Форестов, по другую сторону Уилтона, где находились мануфактуры. Всякий раз, проезжая мимо ворот поместья графа Пемброка, Форест замечал:

– Вот с кого надо пример брать. Он суконщиков из Европы привозит.

В одну из таких поездок приятелям довелось наблюдать странный случай.

К воротам поместья подкатила карета в сопровождении верховых, которые мчались на такой скорости, что Шокли и Форесту пришлось спешно повернуть коней на обочину. Верховые стали швы рять в ворота камни, а из кареты раздались ужасные проклятия. Немного погодя карета, разбрызгивая грязь, удалилась в обратном направлении, на запад.

– Кто это? – удивился Шокли.

– Барон Чарльз Стортон, – с улыбкой ответил Форест.

Шокли не раз слышал о древнем роде Стортонов, владельцев обширных имений на западе Уилтшира, – в Саруме лорд Стортон появлялся редко, и Эдвард никогда прежде никого из его семейства не встречал.

– И что ему здесь понадобилось?

– Он графа Пемброка невзлюбил.

– Почему?

– Неизвестно, – пожал плечами Форест. – Наверное, считает Гербертов выскочками, которые обманом пришли к власти. Зря это он – с Пемброками сейчас ссориться не стоит. Впрочем, ходят слухи, что Стортон не в себе.

Однажды им довелось увидеться с самим графом Пемброком, выехавшим на прогулку с двумя приятелями. Форест отвесил ему церемонный поклон и получил в ответ благосклонный кивок. Шокли с любопытством разглядывал длинное лицо графа, с орлиным носом и проницательными глазами.

– Ну как он тебе? – спросил его Форест чуть погодя.

– Да, с таким лучше не ссориться, – признал Эдвард.

Производство и торговля сукном шли успешно, поэтому однажды Форест сказал Шокли:

– Нам нужен управляющий, за ткачами на мануфактуре присматривать.

Шокли согласно кивнул и приступил к поискам подходящего человека. Он мимоходом упомянул об этом Кэтрин, и та неожиданно заявила:

– Есть у меня такой на примете.

– Кто?

– Джон, мой брат.

Девятнадцатилетний Джон всю жизнь провел в отцовской лавке и прекрасно разбирался в сукне и его производстве. На предложение Эдварда Джон с радостью согласился, желая выйти из-под опеки сурового отца. Голубоглазый юноша обладал располагающей внешностью и, хотя на первый взгляд казался простаком, вскорости доказал свою проницательность и не допускал ни одной оплошности, а за ошибки строго наказывал ткачей. Говорил он мало, даже с сестрой.

Форесту он понравился.

Джон, желая добиться самостоятельности, подыскал себе жилье на Кальвер-стрит, в комнатах, которые прежде занимала Нелли Годфри. Он был хорошим соседом, вел себя пристойно, однако Абигайль поморщилась, узнав, что Джон – католик.

– От распутницы избавились, и то ладно, – вздыхала она.

Впрочем, Абигайль стала проводить много времени в Фишертоне; для младенца нашли кормилицу, но за остальными детьми требовался присмотр, да и Роберта надо было кормить и обстирывать. Теперь Питер часто ходил обедать в дом двоюродного брата, за милю от Кальвер-стрит, а потом возвращался к себе в мастерскую; весьма довольный тем, что поездка в Женеву не состоялась, он ни на что не жаловался, только однажды со вздохом сказал Шокли:

– Скучно тут без Нелли.

Шел второй год правления королевы Марии. Для Абигайль Мейсон настали трудные времена. Она не жалела о неудавшейся поездке в Женеву, но терпеть засилье католиков было тяжело. К мессе Абигайль не ходила; наказания за это она избегала, потому что жила на два дома: приходские священники в Фишертоне и в Солсбери попросту не знали, какую из церквей она посещает. К тому же Абигайль старалась держаться как можно неприметнее.

– Я бы возмутилась, – однажды доверилась она Шокли, – но надо о детях заботиться и… Ох, я каждый день молю Бога о спасении.

Изможденное лицо Абигайль приобрело мученическое выражение, глаза ввалились, на бледной коже появился землистый оттенок, скулы проступили резче. «Она на череп похожа», – думал Шокли. И все же женщина работала не покладая рук и ни на что не жалуясь. Однажды Джон Муди пригласил ее с Питером на ужин, но Абигайль решительно отказалась.

– Негоже преломлять хлеб с католиками, – сказала она мужу, и тот нехотя согласился.

Весной 1554 года поведение Абигайль изменилось, и повинен в том был Питер. Она считала, что он безразличен к ее страданиям, хотя на самом деле он старался во всем ее ублажать: приносил детям Роберта подарки, по вечерам встречал жену цветами и радостной улыбкой…

Вот эта улыбка и раздражала Абигайль больше всего.

– Неужто ты не скорбишь, что мы в Женеву не уехали? – досадливо спрашивала она.

Питер недоуменно смотрел на жену и вздыхал:

– Но ты же сама говорила, что богоугодные дела и здесь можно творить.

Абигайль подозревала, что ему просто-напросто не хочется покидать мастерскую. Недовольство она таила, но иногда, узнав об алтаре в какой-нибудь уилтширской церкви или о проведении заупокойной службы, горестно восклицала:

– Доколе мы будем молча сносить засилье римского Антихриста? И не стыдно тебе, Питер Мейсон, с улыбкой на срам и позорище взирать?

Питер смущенно отводил глаза – ему чудилось, что жена укоряет его во всех мыслимых и немыслимых грехах. Трижды он обращался к Шокли за советом:

– Боюсь я, что она прилюдно такое объявит. Страшно мне за нее.

Непреклонный нрав Абигайль пугал и Шокли – если она пойдет наперекор установлениям епископа Солкота, неприятностей не оберешься.

– Жена моя крепка духом, а я слаб и немощен, – со вздохом признал Питер.

Эдвард с сожалением посмотрел на него.

Как ни странно, Абигайль не докучала укорами Роберту Мейсону, хотя он и ходил к мессе. Роберт, коренастый темноволосый мужчина, придерживался строгих взглядов.

– Засилье католиков – зло, – объяснял он. – Однако пока дети не вырастут, противиться ему я не стану.

– А совесть тебя не мучает? – спросила его Абигайль.

– Еще как мучает. И все же сейчас лучше страдать в молчании.

Абигайль признала справедливость такого решения, хотя и не могла с ним всецело согласиться.

– Может, мы украдкой будем славить Господа как подобает?

Так в Фишертоне появился тайный молитвенный кружок – Роберт, Питер, Абигайль и шестеро детей с чистой совестью раз в неделю отправляли службу по протестантскому обряду. Вскоре к ним присоединились соседи-протестанты.

Абигайль с радостью заботилась о детях Роберта – близость к малышам утешала ее в дни скорби. Труднее всего было расставаться с новорожденным. Всякий раз, возвращаясь домой на Кальвер-стрит, Абигайль печально глядела на мужа и думала: «Может быть, Господь пошлет нам ребеночка…»