Мой настрой дошел до критической точки отчаяния, когда Карли сказала, что я не смогу выехать даже за пределы этого штата без доверенности от родителей, ведь мне еще нет восемнадцати. Но все же я сумела вовремя взять себя в руки и начала тешить себя той мыслью, что мама и папа меня обязательно поймут и будут только рады, если я преодолею свой страх и начну путешествовать.
– До Новой Зеландии? Обалдеть, да вы же должны полмира проехать! – говорит Томас.
– Вначале мне эта идея тоже показалась за гранью сумасшествия, но затем я поняла: что здесь такого? Мы же не совершаем какое-то преступление, мы просто отправимся на поиски. Вот и все.
– Поверить не могу, что вы отважились на такое, – говорит Брис.
– А я искренне рада за вас. Вы молодцы, правда. Была бы моя воля, я бы тоже куда-нибудь поехала, вот только…
– Только что?
– Да невозможно это. Вот и все.
– Слушай, а что, если ты поедешь с нами?
– Что? Ты серьезно?
– Серьезней некуда.
– Да ты что, какой из меня путешественник?
– Ты знаешь Ника Вуйчича? Этот человек с таким редким синдромом объехал практически весь свет, и его ничего не останавливает. Тогда ты чего боишься? Нужно делать то, что хочешь… пока можешь.
Андреа долго не прерывает паузу. Я сижу напротив нее и в нетерпении жду ее ответа. Слежу за ее грудной клеткой, которая с усилием поднимается и опускается.
– А знаешь, ты права. Я пять, ПЯТЬ гребаных лет провела здесь и еще, наверное, столько же проведу, если не умру за это время. Мне это надоело. И пусть я сама не верю в то, что сейчас говорю, но я согласна. Я поеду с вами.
Я расплываюсь в улыбке и тяну руки, чтобы обнять Андреа, она в то же время пытается тянуться ко мне своим окостенелым телом, и в конце концов, мы обнимаем друг друга, обмениваясь разрядами теплоты, которые от нас исходят.
– Э, я так-то тоже не против попутешествовать, – говорит Том, – я с удовольствием составлю вам компанию.
– Ну, раз уж пошло такое дело, то и я с вами. Если вы не против, конечно, – подхватывает Брис.
– Боже, ребята, если вы это серьезно, тогда я вас просто обожаю! Вы действительно согласны?
– Да! – хором отвечают они.
– Ы я тожиэ, – слышим мы голос Фила позади нас.
Обернувшись, мы видим перед собой Фила с улыбкой до ушей и сверкающими глазами.
– Значит, решено, – подытоживаю я, – мы едем все вместе. Господи, мы уезжаем отсюда, уезжаем!
Парни издают радостные возгласы.
– Да уж, а я-то думала, что хоть где-то смогу отдохнуть от вас, – говорит Андреа.
– Нет, нет и еще раз нет. Я не собираюсь тащить за собой стадо калек-подростков.
– Но почему, Карли?!
– Причина проста: им тоже придется делать целую стопку документов, чтобы пересечь разные континенты. Так мы только отдаляем нашу поездку.
– Ну, ничего страшного. Подождем немного. Пойми, Карли, вместе нам будет гораздо легче. Мы будем поддерживать друг друга, помогать, если понадобится, ведь в поездке все, что угодно, может случиться.
– Не думаю, что две калеки, ДЦП-шник и девушка с ФОП будут для нас опорой. Им самим нужна помощь.
– Хорошо, если это твое окончательное решение, тогда я никуда не поеду.
– Почему?
– Потому что я им уже пообещала, увидела их горящие глаза, я не могу уехать без них. Это будет как минимум несправедливо.
Взгляд Карли становится суровым, именно так она смотрела на меня в первый день нашего знакомства. Я тревожно вздыхаю и замечаю, как наше минутное молчание прилично растянулось. Мне становится вдвойне не по себе.
– Ладно. Если ты этого так хочешь – пусть они поедут с нами, – внезапно говорит Карли.
– Я не хочу, чтобы ты это делала лишь потому, что я прошу.
– Еще чего? Я никогда никому не уступаю. Именно поэтому многие люди и испытывают ко мне неприязнь и даже ненависть. Я действительно за то, чтобы они поехали, ведь эти ребята, так же как и я, кроме палат, больничных коек и сонных медсестер больше ничего в своей жизни не видели.
Я долго держу в руках свой телефон, чувствую, как под его металлической поверхностью мои ладони стали влажными. Я волнуюсь. Ежесекундно проглатываю ком в горле и пытаюсь мысленно составить фразы, которые я буду говорить маме. Такое ощущение, что я не родной матери звоню, а какому-то постороннему человеку, с которым долго не поддерживала отношения.
Медленно набирая ее номер, я стараюсь успокоиться и на миг мне показалось, что мой аутотреннинг превратился в успокоительную мантру.
Прослушав раздражающие, длинные гудки, я наконец-то слышу ее голос.
– Вирджиния?
– Привет, мам.
– Что случилось? У тебя все в порядке? – Ее слова пролетают мимо моих ушей. Я сижу, держа телефон у уха, и понимаю, как давно я не слышала ее голоса и как сильно мне его не хватало.
– У меня все нормально. Прости, что я не звонила тебе раньше.
– Ничего. И ты меня прости.
– Я уже не держу на тебя зла. Я тут познакомилась с хорошими людьми.
– Неужели среди убогих ты нашла хороших людей?
– Мам, я знаю, что была не права, когда называла их так. Теперь все изменилось. И мне нужна твоя помощь.
Следующие несколько минут я рассказываю маме историю Скарлетт и о том, что мы затеяли с ней и ребятами. Мама отвечает мне лишь угуканьем, и вначале мне казалось, что она вот-вот прервет меня и скажет, что ей нравится наша идея, но по окончании моего рассказа я убеждаюсь в обратном:
– Какой-то богатенькой, обезумевшей старушонке приспичило добраться до другого конца света, и ты должна ей помочь? Что это за бред?
– Мама, зачем ты так говоришь? – Меня бросает в жар из-за ее слов.
– А как, по-твоему, я должна на это реагировать? Вирджиния, мы с папой тебя очень любим и хотим, чтобы ты была счастлива, но я не подпишу никакую доверенность. Это исключено.
Я резко выдыхаю, пытаясь подавить нахлынувшее негодование.
– Но почему? Я тебя не понимаю! Разве не этого ты хотела, когда отправляла меня сюда? Чтобы я наконец-то поверила в себя, свои силы, и вновь захотела жить?
– Ты права, именно этого я и хотела, но пойми, эта поездка крайне опасна для тебя. Я себе места не буду находить, зная, что ты находишься неизвестно где и неизвестно что с тобой может произойти.
– Но я же буду не одна! – Мой голос превращается в крик.
– Твои друзья такие же недееспособные, как ты.
– Недееспособные… – с горечью повторяю я и чувствую, как по моим щекам скатываются слезы.