По глазам женщины он понял, что рак почти победил, и ему вдруг захотелось извиниться и уйти.
— Ужасная история, — сказала она. — Очень жаль эту бедняжку…
— Я не отниму много времени… — Сервас почти извинялся. — Простая формальность.
— Давайте пройдем в мой кабинет, майор, там будет удобней, — предложил Лаказ.
Мартен кивнул, хозяин дома зна́ком указал ему на пол, и сыщик послушно вытер ноги о половичок. Они вошли в дом и попали в гостиную, где на плоском экране большого телевизора шел черно-белый фильм. Без звука. Сервас заметил бутылку виски на барной стойке и два недопитых стакана на журнальном столике. В коридоре горел яркий свет, на стенах не было ни картин, ни украшений, а на другом конце ночь заглядывала внутрь через стекло. Лаказ толкнул дверь, и они оказались в кабинете — просторном, суперсовременном и удобном. Стены цвета эбенового дерева были увешаны фотографиями в рамках.
— Садитесь.
Лаказ прошел за свой стол и тяжело опустился в кожаное кресло. Стул, предложенный Сервасу, был сделан из хромированных трубок и тонкой кожи.
— Никто не предупредил меня о вашем визите, — сказал депутат, утратив всю свою учтивость.
— Это экспромт.
— Ясно. И что же вам нужно?
— Вы сами знаете.
— Ближе к делу, майор.
— Клер Дьемар была вашей любовницей.
Лаказ не сумел скрыть удивления: Сервас не спрашивал — утверждал.
— Кто вам сказал?
— Ее ноутбук. Кто-то не поленился и тщательно вычистил оба почтовых ящика — рабочий и домашний. Глупый и бессмысленный поступок, если хотите знать мое мнение.
Взгляд Лаказа выражал полнейшее недоумение. Ни в чем не виноват или безупречно притворяется?
— «Тома девятьсот девяносто девять» — это вы, так ведь? Вы с Клер обменивались страстными мейлами.
— Я ее любил.
Ответ, короткий и прямой, застал Серваса врасплох. Судя по всему, Лаказ практикует откровенность во всех областях жизни. Искренний политик? Мартен был не настолько наивен, чтобы поверить в существование хотя бы одного подобного субъекта.
— А как же ваша жена?
— Сюзанна больна. Я люблю жену, майор. И Клер любил. Полагаю, вам трудно это понять.
Все та же пресловутая откровенность. Сервас никогда не доверял людям, бравирующим своей правдивостью.
— Вы «обнулили» почту Клер Дьемар?
— О чем вы говорите?
— Ответьте на вопрос.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Ладно. Тогда ответьте на сакраментальный вопрос.
— Вы шутите, майор?
— Вовсе нет.
— Я не обязан ничего говорить.
— Конечно, но мне бы очень хотелось услышать ваш ответ.
— Разве вы не должны были запросить санкцию у судьи, прежде чем беспокоить нас с женой в столь поздний час? Думаю, вы слышали о депутатской неприкосновенности?
— Конечно.
— Значит, вы беседуете со мной как со свидетелем?
— Именно так. Небольшая дружеская беседа…
— Которую я могу в любой момент прервать?
Сыщик кивнул.
Политик выдохнул и откинулся на спинку кресла.
— Назовите время.
— Пятница. Между семью тридцатью и девятью тридцатью вечера.
— Я был здесь.
— Один?
— С Сюзанной. Мы смотрели фильм. Она, знаете ли, любит американские комедии пятидесятых годов. В последнее время я делаю все, чтобы ее жизнь стала хоть чуточку… терпимей. В пятницу… подождите, сейчас… кажется, мы смотрели «Римские каникулы», но лучше уточнить у Сюзанны. Если возникнет необходимость, она даст свидетельские показания… Но пока речь об этом не идет, не так ли?
— Пока — нет.
— Я так и думал.
Они напоминали двух боксеров на взвешивании. Лаказ оценивал сыщика, примеривался к нему. Политику нравилось иметь дело с равными противниками.
— Расскажите мне о ней.
Сервас намеренно выбрал местоимение. Он знал — по собственному опыту, — какую странную реакцию может спровоцировать слово в мозгу влюбленного мужчины.
Взгляд Лаказа затуманился. Туше́. Боксер пропустил удар.
— О господи… она… она… то, что говорят, правда? — Депутат пытался подобрать слова. — Что она умерла… что ее связали… утопили… О черт, меня сейчас вырвет!
Депутат вскочил и кинулся к двери, но опомнился и застыл в центре комнаты, как боксер, рухнувший на канаты после пропущенного удара, потом вернулся и сел в кресло. «Не хватает только ведра с водой и секунданта с полотенцем…» — подумал Мартен.
— Прошу прощения. Нервы… — Лицо депутата стало землисто-серым, на лбу выступила испарина.
— Да, — мягко произнес Сервас, отвечая на вопрос собеседника. — Всё правда.
Лаказ так низко опустил голову, что почти коснулся лбом бювара. Он поставил локти на письменный стол и прикрыл затылок сплетенными пальцами.
— Клер… господи, Клер… Клер… Клер…
Горестный стон депутата поставил Серваса в тупик. Одно из двух: либо этот тип и правда был безумно влюблен в убитую, либо он самый гениальный лицедей в мире. Похоже, ему плевать, видит его сейчас кто-нибудь или нет.
Внезапно он распрямился и впился в сыщика взглядом покрасневших глаз.
— Это сделал мальчишка?
— Сожалею, на этот вопрос я ответить не могу.
— Но у вас хотя бы есть версия? — умоляющим тоном спросил Лаказ.
Майор кивнул, хотя в глубине души уже ни в чем не был уверен.
— Я сделаю все, чтобы помочь вам, — произнес депутат, беря себя в руки. — Хочу, чтобы вы поймали ублюдка, который это сделал.
— Тогда ответьте на мои вопросы.
— Спрашивайте.
— Расскажите мне о ней.
Лаказ сделал глубокий вдох, как измочаленный боксер перед финальным раундом, и начал рассказывать:
— Она была очень умной. Блестящей. Талантливой. Из тех, кого называют «любимцами богов».
«Боги хранили свою любимицу только до вечера пятницы», — подумал Сервас.
— Как вы познакомились?
Лаказ рассказал и об этом. В деталях. С непритворным волнением, но не без самолюбования. Его пригласили в лицей. Став депутатом Национального собрания от Марсака, он бывает там каждый год, знает всех преподавателей и сотрудников. Подготовительное отделение — одна из визитных карточек города, оно притягивает лучших студентов со всей провинции. На этой ежегодной встрече ему представили новую преподавательницу древних языков и античных культур. Между ними сразу проскочила искра. Они разговаривали, пили вино. Она рассказала, что раньше преподавала французский и латынь в коллеже, потом выиграла общенациональный конкурс на замещение должности преподавателя лицея, после чего ей и предложили это престижное место. Он сразу понял, что у Клер никого нет и она нуждается в человеке, который поможет ей начать новую жизнь в новом профессиональном окружении. Не понял — интуитивно почувствовал, поправил себя депутат, добавив, что унаследовал этот дар от отца, сенатора Лаказа. Он был уверен, что у их истории будет продолжение, и это произошло два дня спустя, когда они встретились на мойке машин и отправились прямиком в отель. Там все и началось.