Сервас осторожно ощупал затылок, и голова запульсировала, как от удара током. Под волосами набухла огромная шишка, вся ладонь была в крови, но он не запаниковал, по опыту зная, что такие раны всегда сильно кровят.
Мартен заметил валявшийся рядом пистолет, поднял оружие и потащился к металлической двери (на его счастье, с внешней стороны она была снабжена ручкой), пытаясь проанализировать случившееся.
О боже, запись!
Цепляясь за перила — ноги все еще плохо держали его, Сервас спустился на два пролета, открыл дверь на площадке десятого этажа и доплелся до лифтов. Когда кабина привезла его на первый этаж, он первым делом проверил запасный выход, но дверь автоматически захлопнулась. Пришлось выйти из здания, чтобы попытать счастья с застекленным входом в агентство, но ему и тут не повезло. Пришлось звать на помощь.
Он позвонил директору.
— Вы закончили?
— Нет. Кое-что случилось.
Через пять минут на площади припарковался японский внедорожник. Вид у директора был встревоженный. Он набрал код, электронный замок зажужжал, Сервас толкнул дверь и побежал к аппаратной.
Записывающее устройство исчезло — на столе валялись только провода.
Вот что нужно было напавшему на него человеку. Забрать пленку. Он сильно рисковал. Никаких сомнений, это был он… Человек в капюшоне. Он убил Клер Дьемар, он накачал Юго наркотиками. Все это время он следил за сыщиком, не отставая от него ни на шаг. Он видел, как майор разглядывал камеру наблюдения, как вошел в банк, и понял, что́ тот намерен делать. Он не знал, можно ли его опознать, и пошел на безумный риск… Скорее всего, в банк он попал под видом клиента, спрятался в туалете и дождался закрытия. Потом отвлек внимание сыщика, чтобы тот вышел из аппаратной, забрал жесткий диск и сбежал. Примерно так.
Сервас, тихо чертыхнулся, заметив, что с его насквозь промокшей одежды на пол натекла приличная лужа.
— Думаете, он был на записи… он… проник в мой банк… тот, кто убил несчастную женщину?
Директор был очень бледен, только что не заикался, осознав наконец серьезность происходящего. Голова у Серваса раскалывалась, как будто кто-то втыкал в мозг раскаленный стальной штырь. Нужно показаться врачу. Он позвонил в отдел криминалистического учета, вызвал экспертов и отпустил директора.
Майор шел по залу, машинально прислушиваясь к противному чавканью промокших ботинок по мраморному полу. С большого рекламного щита сыщику лучезарно улыбалась прелестная служащая. На шее у нее был шарфик в цветах банка. Сервас и сам не смог бы объяснить, почему вдруг мысленно проклял все рекламные слоганы на свете, засоряющие жизнь и засирающие (грубо, зато правдиво!) мозги людям с первого дня жизни до гробовой доски. Этим вечером майор злился на весь мир. На улице он укрылся под балконом, чтобы закурить. С какой стороны ни взгляни на проблему, вывод один — и неутешительный: он упустил убийцу.
Погода хмурилась все сильнее, и только на востоке ясное небо еще проглядывало в разрывах между тучами. Сумрак заползал под украшавшие площадь деревья. Сервас взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Эксперты доберутся сюда только через час.
У него разболелся желудок. Мартен ясно осознавал, что где-то совсем рядом находится убийца — хладнокровный и безжалостный, готовый нападать даже на полицейских, — дышит ему в затылок. От этой мысли стало не по себе.
В кармане завибрировал сотовый. Звонила Самира.
— Они установили личность «Тома девятьсот девяносто девять». Он никакой не Тома.
Сервас тут же забыл о банке.
— Ты не поверишь, — сказала Чэн.
В дверь постучали. Марго бросила взгляд на спящую соседку, посмотрела на экран компьютера. 23.45. Она встала. Приоткрыла створку. Элиас. Круглое бледное лицо — не скрытая за волосами половина — выступало из темноты коридора.
— Что тебе нужно в девичьем дортуаре? Забыл, что есть телефон и ЭСЭМЭС?
— Пошли, — коротко бросил он.
— Что-о-о?
— Пошевеливайся.
Она готова была обругать Элиаса и захлопнуть дверь, но непривычная серьезность тона заставила ее передумать. Марго вернулась к кровати, чтобы одеться: она была в трусах и лифчике, но Элиаса это ничуть не взволновало. «Странно, обычно парни реагируют по-другому. Одно из двух: он либо девственник, как думают некоторые девушки, либо гей, как утверждают парни».
Она нажала на кнопку датчика, и в коридоре загорелся свет.
— Черт, Марго!
Это был не крик — хриплый шепот. Девушка удивленно взглянула на Элиаса, он в ответ только пожал плечами. Они спустились по лестнице и пошли через холл к двери. Два мраморных бюста провожали их взглядами. В парке было тихо, гроза на время отступила. Луна, похожая на бледный ноготь, играла в прятки с ночью. Трава была такой влажной, что у Марго сразу промокли ноги.
— Куда мы?
— Они вышли из здания.
— Кто?
Элиас картинно закатил глаза.
— Сара, Давид и Виржини. Я видел, как они направлялись к лабиринту, один за другим. Наверное, назначили встречу. Нам надо поторопиться.
— Подожди. А вдруг мы столкнемся нос к носу? Что тогда?
— Спросим, что они тут делают.
— Блеск!
Они прошли мимо статуи под старой вишней, пролезли под ржавой цепью и углубились в лабиринт. Парень остановился и прислушался. Марго замерла. Вокруг было тихо, только деревья шелестели листвой на ветру, стряхивая воду в ожидании нового ливня. Этот шорох заполнял окружающее пространство, заглушая все остальные звуки, в том числе шум их шагов.
Подумав, Элиас решил пойти налево. На каждом новом повороте Марго ожидала столкновения с троицей. Изгороди давно не подстригали, и девушка то и дело натыкалась на ветки. На небе снова сгустились тучи. Марго стало казаться, что Элиас ошибся, но тут совсем рядом с ними раздались голоса.
Он резко остановился и поднял руку, подавая сигнал Марго, — в точности как киношный коммандо на вражеской территории. Марго тихо хихикнула, хотя ей было не смешно — страшно. Она затаила дыхание. Они там… За ближайшим поворотом. Элиас и Марго сделали еще два шага и услышали фразу Давида.
— Это ужас какой-то, мне жутковато.
— Что еще мы можем сделать? — Марго сразу узнала нежный голос Сары. — Только ждать…
— Нельзя просто взять и забыть о нем, — запротестовал Давид.
Марго вздрогнула. Ей хотелось одного — вернуться в свою комнату, к Люси. Давид говорил тусклым плаксивым голосом, отрывочными фразами, запинаясь на отдельных слогах, как пьяный или обкурившийся.
— Ничего не соображаю… Можно… черт… нужно что-то делать… нельзя его бросать…
— Заткнись. — Голос Виржини прозвучал, как удар хлыста. — Ты не можешь сейчас сломаться, понятно?