— Боже, вам известно, который сейчас час? — рявкнул в трубку министр, протягивая руку к ночнику. Он посмотрел на жену, спавшую глубоким сном на большой кровати, — звонок не разбудил ее.
Собеседник министра не смутился — он был председателем парламентской фракции в Национальном собрании и не будил людей по пустякам.
— Вы, конечно, понимаете, что я рискнул нарушить ваш сон из-за дела первостепенной важности.
Министр сел на кровати.
— Что происходит? Теракт? Кто-то умер?
— Нет-нет, — успокоил чиновника собеседник. — Ничего такого, но я счел, что дело не терпит отлагательств.
Министру хотелось нагрубить, сказать, что мнение собеседника его не волнует, но он сдержался.
— О чем идет речь?
Депутат объяснил суть дела. Министр нахмурился, вдел белые ступни в тапочки и перешел в кабинет.
— Значит, он был любовником этой женщины? По слухам или на самом деле?
— Он сам признал это в разговоре с полицейским, — ответил собеседник министра.
— Вот дерьмо! Он еще глупее, чем я думал… А в убийстве он случайно не признался? — съязвил высокий чин.
— По-моему, нет. — Ответ прозвучал совершенно серьезно. — Поль вряд ли способен на подобное. Я считаю его слабаком, который пыжится, чтобы выглядеть крутым.
Председатель парламентской фракции совсем не расстроился из-за того, что супружеская неверность однопартийца стала достоянием гласности. Поль Лаказ невиновен, но унижен. Честолюбие молодого политика и его желание возглавить фракцию ни для кого не были секретом. Нынешний председатель терпеть не мог этот «свободный электрон», молодого бешеного пса, вообразившего себя рыцарем на белом коне в сверкающих доспехах. «Вся проблема белого цвета, — подумал депутат, — заключается в его маркости». По большому счету, он вовсе не расстроился из-за всей этой истории — в отличие от министра, испустившего тяжкий вздох.
— Советую исключить из вашего лексикона выражения «по моему мнению» и «я полагаю», — отчитал он собеседника. — Избиратели не любят «мнений» — они предпочитают действия и факты.
Глава парламентской фракции хотел было возразить, но сдержался. Он был достаточно опытным политиком и знал, когда следует промолчать.
— Что нам известно об этом сыщике?
— Полтора года назад именно он свалил Эрика Ломбара.
На другом конце провода наступила тишина. Министр размышлял. Он взглянул на часы — без двенадцати полночь — и объявил:
— Я звоню в Министерство юстиции. Нужно во что бы то ни стало сохранить контроль над этой историей, пока она нас не похоронила. Вызовите Лаказа. Пусть приедет завтра, не откладывая. Мне плевать на его планы, пусть выкручивается.
Он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Нашел номер женщины, занимавшей высокий пост в руководстве Минюста. Она должна как можно быстрее навести справки о следователях и прокурорах, ведущих расследование. На короткое мгновение он пожалел о временах «телефонного права», когда можно было замять любое дело, а жизнь первого сыщика Франции состояла из нелегальной прослушки, доносов на соперников и подлых приемчиков. Жаль, что нельзя это вернуть. Сегодня мелкие следаки повсюду суют свой нос, так что придется быть крайне острожным.
Сервас взглянул на часы на приборной доске. 00.20. Возможно, еще не слишком поздно. Стоит ли являться вот так, без предупреждения? Сыщику снова почудился аромат Марианны — он ощутил его в субботу вечером, когда она его поцеловала. Сервас принял решение и, оставив Марсак за спиной, поехал через леса, а на ближайшем перекрестке повернул налево, в поля. Дорога привела его прямо к озеру. Дом Марианны был первым на северном берегу, в окнах первого этажа горел свет. Она не спит. Сервас доехал до ворот и остановился.
— Это я, — сказал майор, надавив на кнопку и услышав потрескивание домофона.
«Сердце бьется слишком быстро», — машинально подумал он.
Никто не ответил, но раздался щелчок, и ворота медленно открылись. Сервас вернулся за руль. Шины шуршали по гравию, фары выхватывали из темноты нижние лапы сосен. Никто не смотрел на него из окна, но входная дверь на высоком крыльце была открыта.
Мартен захлопнул ее за собой и пошел на звук работающего телевизора. Марианна сидела с ногами в подушках на диване песочного цвета и смотрела какую-то литературную викторину. Она поднялась ему навстречу с бокалом вина в руке.
— «Канноно ди Сарденья», — сказала она. — Будешь?
Сервас никогда не слышал об этом вине. Марианна не выглядела удивленной поздним визитом. Она была в атласной пижамке ярко-лазоревого цвета, подчеркивавшего красоту золотистых волос, светлых глаз и загорелых ног. Мартен не мог не восхищаться этой женщиной.
— С удовольствием.
Марианна достала из бара большой бокал, поставила на журнальный столик и наполнила на треть. Вино оказалось хорошим, но слишком густым и пряным — на вкус Серваса. Впрочем, тонким знатоком вин он никогда не был. Марианна убрала звук, но телевизор выключать не стала. «Синдром одиночки, — подумал сыщик. — Обеспечивает эффект присутствия». Марианна выглядела обессилевшей и печальной, под глазами залегли тени, она не накрасилась, но от этого казалась еще соблазнительней. Аодаган прав — Марианна всегда была несравненно хороша. Явись она в таком виде на вечеринку, затмила бы всех женщин, несмотря на их драгоценности, платья от-кутюр и парикмахерские ухищрения.
Она села, и он без сил рухнул рядом.
— Зачем ты приехал? — спросила она и, не дав Сервасу времени ответить, воскликнула: — Черт, Мартен, у тебя кровь в волосах и на воротнике! — Наклонилась и начала осторожно перебирать ему волосы. — Рана очень нехорошая… Нужно ехать к врачу. Что произошло?
Сервас глотнул вина и объяснил. Он знал — если продолжит в том же темпе, очень быстро опьянеет: на этикетке была указана крепость 14°… Он рассказал Марианне о видеозаписях из банка, о втором силуэте, об отвлекшем его шуме, о погоне на крыше.
— Означает ли это, что… что человек на записи и есть настоящий преступник?
Майор уловил в ее голосе надежду. Безграничную, всепоглощающую.
— Возможно, — осторожно ответил он.
Марианна ничего не сказала — сейчас ее больше волновала рана у него на голове.
— Это нельзя так оставлять… Нужно тебя заштопать.
— Марианна…
Она вышла и через пять минут вернулась с ватой, спиртом и коробкой стерильных пластырей.
— Ничего не выйдет, если не побриться налысо, — пошутил Сервас.
— Почему бы и нет?
Сервас понял, что ей необходимо действовать, думать о ком-нибудь, кроме Юго, отвлечься хоть ненадолго. Марианна прижала к ране тампон со спиртом, надавила, и Мартен вздрогнул от боли; потом она вытащила из коробки пластырь, содрала зубами защитную пленку и попыталась прилепить его, соединив концы раны. Затея провалилась.