Судя по всему, Ваксберг посчитал, что это одна из тех историй, которую не стоит подвергать риску, и проверять ее достоверность не стал. Но когда австрийский историк Эвелин Адунка спросила Визенталя, где именно находился замок, кем был человек, нашедший молитвенник покойной сестры, и как сложилась судьба книг, сваленных в подвале, Визенталь ответить не смог. Украденные нацистами старинные книги и произведения искусства бередили его воображение и очень его интересовали. Подобных историй в книге много, но подтвердить их подлинность зачастую невозможно.
Журналы «Тайм», «Шпигель» и ряд других опубликовали на книгу рецензии, перепечатали из нее отрывки, и она стала всемирным бестселлером. В США было продано около четверти миллиона экземпляров, во Франции – сорок пять тысяч, в Голландии – примерно столько же, и еще шестьдесят тысяч в Швеции, Норвегии, Финляндии, Италии и ФРГ. Исследовательница литературного наследия Визенталя Кармен Хофбауэр не смогла найти точных данных продаж в остальных странах Европы, в Бразилии, Японии и Израиле, но всего было продано около полумиллиона экземпляров. Книга вышла в очень удачное время: за несколько месяцев до ареста Франца Штангля. Литературный агент Визенталя не преминул вставить эту историю в новое, дополненное издание книги.
Роль Визенталя в поимке Эйхмана, обнаружение им полицейского, арестовавшего Анну Франк, и другие успехи свидетельствовали о его целеустремленности, находчивости и смелости, и Ваксберг написал об этом очень хорошо. Но успех книги объяснялся также тем фактом, что Визенталь рассказывал о делах, которые еще не были доведены до конца и оставались открытыми. Это придавало книге дополнительную привлекательность и обещало читателям продолжение. Среди нацистских преступников, которых к тому времени еще не поймали, были Генрих Мюллер (глава немецкой тайной полиции гестапо), Менгеле и Борман.
По словам Визенталя, Генрих Мюллер был самым разыскиваемым военным преступником. «Возможно, – писал Визенталь, – он укрылся в России, но я сомневаюсь, что он остался в живых». Обычно Визенталь не был склонен считать, что разыскивавшиеся им преступники умерли, но, учитывая его связи с Моссадом, можно предположить, что он не случайно высказал в своей книге предположение, будто Мюллер мертв. Дело в том, что Моссад все еще пытался Мюллера поймать. В августе 1966 года начальник Моссада Меир Амит доложил премьер-министру Леви Эшколю о попытках выйти на след Мюллера и Бормана и предложил разные варианты продолжения поисков. Эшколь сказал, что над этим подумает.
5 ноября 1967 года, ночью, соседи супруги Мюллера Софи (проживавшей в Мюнхене, в районе Пасинг, в многоквартирном доме по адресу ул. Манцинг, 4), услышали, что из ее квартиры доносятся чьи-то голоса. Поскольку хозяйки дома не было, это вызвало у соседей подозрение, и они позвонили в полицию. На лестничной площадке были задержаны два человека, представившихся израильтянами. Эта история широко освещалась в СМИ и придала книге Визенталя еще большую актуальность.
Исер Харэль использовал этот провал, чтобы «боднуть» своего соперника и преемника на должности главы Моссада Меира Амита. Амитом, утверждал он, руководило не понимание моральной значимости поимки нацистских военных преступников, а тщеславие; он всего лишь хотел, чтобы у него на счету тоже была операция, подобная поимке Эйхмана. Папка Мюллера в архиве Визенталя не содержит доказательств, что он имел какое-то отношение к этой неудачной попытке выйти на след бывшего шефа гестапо.
Продолжал Моссад проявлять интерес и к Менгеле.
У Визенталя был теперь новый «контакт». Он писал по-английски, называл себя «А. Ливнат», и Визенталь посылал ему письма по адресу «Тель-Авив, почтовый ящик 7027». «Что касается женщины, приехавшей из Парагвая, где она много лет жила с Менгеле, – писал Ливнату Визенталь, – то все, что требуется, я сделал, но поговорить с ней откровенно смогу только через какое-то время».
Он поддерживал связь с людьми, сообщавшими ему информацию о жене Менгеле, подобно тому как в свое время получал информацию о жене Эйхмана. Возможно, это были нанятые им детективы, а может быть, и добровольцы. Визенталь просил их не подписываться своими настоящими именами и присваивал им клички, например: «Майер» или «Хавьер». Поиски нацистских преступников продолжали оставаться его главным занятием.
Успех книги резко улучшил экономическое положение Визенталей. Теперь они жили в собственном доме, в престижном 19-м районе на севере города, на улице Местроци. Вид дома свидетельствовал о том, что его владельцы были хоть и не богачами, но людьми обеспеченными. Паулинка к тому времени уже с ними не жила: в декабре 1965 года она вышла замуж и переехала в Голландию, – и после ее отъезда Циля почувствовала себя еще более одинокой. В свое время Визенталь хотел еще одного ребенка, но она отказалась, а теперь было уже поздно.
Примерно через два с половиной месяца после Шестидневной войны Визенталь получил письмо, в котором, как в капле воды, отразились превратности еврейской судьбы. Теодолиндэ Рапп писала ему из Каира; она была замужем за его двоюродным братом со стороны матери, Джеймсом. В 20-е годы Джеймс, по профессии зубной врач, из Галиции уехал и в конце концов оказался в Египете, в городе Порт-Саид, где и прожил с женой 45 лет.
Визенталь знал о Джеймсе мало. В доме родителей висела его фотография, и он помнил, что тот был мужчиной красивым. Джеймс был старше Визенталя на 18 лет, и Визенталь был еще ребенком, когда тот закончил учиться на врача. После освобождения из концлагеря Маутхаузен Визенталь попытался Джеймса разыскать, но не смог. Шли годы. Из Египта ушли англичане, был смещен король Фарук, «революция офицеров» привела к власти Насера, а в 1956 году, после «Синайской операции», многие евреи Египет покинули, и сейчас полуслепому, больному Джеймсу было уже семьдесят семь лет. Его жена (восьмидесяти одного года) написала знаменитому родственнику мужа, по-видимому, по совету австрийского посольства в Каире; ее письмо было передано Визенталю сотрудниками австрийского МИДа. Она писала, что после Шестидневной войны их с мужем выселили из квартиры в Порт-Саиде, они остались безо всего, и теперь в качестве беженцев сидят в австрийском посольстве в Каире.
Один из сотрудников Министерства иностранных дел написал Визенталю, что посольство сняло для Раппов в Каире комнату у какой-то арабской семьи, но они там не прижились, и теперь оно планирует устроить их в дом престарелых при итальянском женском монастыре в Александрии. О том, чтобы вернуть их в Порт-Саид, писал работник министерства, нечего и думать, поскольку идет война (в то время уже вовсю бушевала так называемая «Война на истощение») и изо всех городов, расположенных в районе Суэцкого канала, жителей эвакуируют. Так Шестидневная война разрушила жизнь старика еврея из Галиции, почти полвека прожившего с женой среди египтян, которым он лечил зубы, и двадцать последних лет его жизни пришлись на период войн арабов с еврейским государством, возникшим по другую сторону пустыни.
Узнав, в каком тяжелом положении оказались Раппы, Визенталь пообещал им помочь, переслал им несколько сотен долларов, а затем раскрыл свой адресный справочник и нашел в нем адреса американских родственников, живших в самых разных местах: в Нью-Йорке, Чикаго, Окленде (штат Калифорния) и т. д. Большинство родных он посещением не удостаивал, и некоторые из них были на него за это обижены: они были бы счастливы, если бы их родственник – знаменитый «охотник за нацистами» – приехал к ним погостить. Для одного из них, комедиографа из Беверли-Хиллз Филипа Раппа, который тоже был знаменит, он, правда, время все-таки нашел, однако остальные вынуждены были довольствоваться письмами с извинениями. Тем не менее, когда Визенталь написал им о печальной истории, случившейся с их родственниками в Каире, все они вызвались помочь.