Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пыльцын cтр.№ 42

И я считаю: те, кто теперь говорит о том, что тогда, вставая в атаку, не кричали «За Родину», «За Сталина!», а если эти слова и произносились, то только политруками, – лукавят. Просто им самим никогда не приходилось личным примером поднимать взводы или роты в атаку. Не часто звучали эти слова и у нас, не всегда для них были подходящие обстоятельства, но я, например, не раз произносил их, хотя и не был политработником по должности. Наверное, каждый боевой офицер-коммунист считал себя немного комиссаром в лучшем смысле этого слова. Так было.

И не стоит теперь открещиваться от этого. Не стоит и корректировать свои тогдашние чувства во времени, как делали и делают, ставя себе такую мимикрию в заслугу, многие наши политики и историки. Как это делал один из главных в прошлом коммунистических идеологов академик Александр Яковлев. Да и не менее главный (тоже в прошлом) политработник Советской Армии генерал Дмитрий Волкогонов. Не будем о покойниках говорить плохо. Хотя хороших слов для них у меня просто нет.

Вот и закончился мой, будем считать, начальный период фронтовой жизни. Теперь она пойдет под другими ощущениями, под другими собственными оценками. Ведь теперь я коммунист, и на мне лежит гораздо больше ответственности за успехи, а еще больше – за неудачи или промахи. Теперь я во сто крат больше должен служить личным примером в бою. Да и не только в бою, во всем остальном – тоже. И я был горд этой возросшей моей ответственностью…

Операция «Багратион». Наступление. Немецкие «сюрпризы». «Шпринг-мина». Форсирование Буга. Брестская эпопея. Яростные контратаки врага. Коварная пуля. Знакомый медсанбат

Так случилось, что вместе с моим переходом из кандидатов в члены ВКП(б) произошел переход нашего батальона вместе с левофланговыми частями 1-го Белорусского фронта от длительной и, прямо скажем, относительно пассивной обороны к наступлению. Это во многих публикациях о штрафбатах сквозила мысль, что их предназначением были лишь разведка боем да атаки без артподготовки. Предыдущая глава, надеюсь, убедительное опровержение таких домыслов. Надо сказать, что за несколько дней до наступления, вернее, сразу после операции по захвату «языков», Смирнов сменил на этом посту своего тезку Загуменникова. А тот, в свою очередь, был назначен командиром роты ПТР, сменив капитана Цигичко, перешедшего на должность помначштаба батальона.

А теперь мы переходили в наступление. И, как оказалось, в наступление тоже длительное, успешное, но по нагрузке на человеческий организм – довольно изнурительное, так как местность перед нами – в основном болотистая. Одним словом, Полесье белорусское, Пинские болота!

Невольно вспоминались марш-броски во время службы на Дальнем Востоке, хотя местность там была совсем другая, сопки и тайга. Но все-таки большая закалка организма, полученная там, очень пригодилась на фронте, хотя и физические, и нервные нагрузки были несравнимы. Оборону в предыдущей главе я назвал относительно пассивной, если, конечно, не считать минирования переднего края, вылазок за «языками» на участке нашей роты и в других ротах, да иных разведывательных действий.

Наконец настал черед и нашего фланга фронта подключиться к уже набравшей силу операции «Багратион» по освобождению Белоруссии, которая на нашем 1-м Белорусском фронте началась из района известного нам города Рогачева.

За последние две недели нас хорошо пополнили боеприпасами. На каждый автомат «ППШ» мы получили по 200–250 патронов в «цинках», как называли металлические упаковки из тонкого оцинкованного железа или в картонных просмоленных пачках. Ко многим автоматам имелось по два магазина, каждый емкостью 71 патрон. Бойцам, вооруженным винтовками, выдали в дополнение к табельным подсумкам еще по два этих брезентовых чехла, надеваемых на солдатский ремень. Кстати, слово «подсумок», по-моему, произошло от сокращения названия патронной сумки в «пат. сумка», со временем превратившейся в «подсумок». Видимо, не зря нас призывали в обороне экономить патроны. Выдали нам и наборы сухих продовольственных пайков. Они мало чем отличались от тех, что выдавали нам в феврале, перед рейдом в тыл к немцам за Рогачев. Разве что теперь туда входили небольшие консервные баночки с американским, непривычно остро пахнущим сыром (все американское и английское по-прежнему называли у нас «вторым фронтом»), да соленое, немного пожелтевшее, но не потерявшее от этого своей прелести украинское сало (наверное, потому что стояли в обороне мы вблизи Северной Украины).

Все это было выдано нам из расчета 3–5 суток активных боевых действий. Правда, предусматривалось хотя бы раз в сутки горячее питание из наших походных кухонь, к регулярности и полновесности порций которых мы так привыкли за время нахождения в обороне. Конечно, это предполагалось, если только будет позволять боевая обстановка.

Тыловые службы хорошо позаботились даже о ремонте и замене износившейся обуви. Ведь впереди нас ожидали длительные, боевые походы по болотистой и песчаной земле Белоруссии. Только до границы с Польшей предстояло пройти с боями более сотни километров.

Поскольку переменный состав из боевых офицеров был обут в основном в сапоги, а «окруженцы», как правило, в ботинки с обмотками, то изношенное, как правило, заменялось равнозначной обувью, если не считать, что многим пришлось поменять свои вконец истрепанные «хромачи» на «кирзу». А замена случалась и в виде новеньких английских ботинок (тоже «второй фронт»!). Ботинки эти были не черными, как это было у нас, а коричневыми и даже оранжевыми, парадно блестящими, но зато какими-то грубыми, неэластичными, с непривычно толстой, негнущейся подошвой. Как потом оказалось, подошвы эти были сделаны из прессованного и чем-то проклеенного картона, который буквально через 2–3 дня передвижения по белорусским болотам разбухал, а сами ботинки совершенно теряли и былой лоск, и прочность. А вот обмотки, прилагавшиеся к этим ботинкам, были тоже не черные, как наши, советские, а цвета хаки. Они оказались достойными похвалы – прочными, долговечными. И годились на многое другое, даже на женские чулки, так как были двойными. При случае были они ценным подарком солдаткам.

Ремонт обуви, наверное, везде в армейских условиях отличался определенной изобретательностью в экономии починочного материала. Помню себя еще неопытным красноармейцем в 1941 году на Дальнем Востоке. Командиром дивизии у нас был полковник Чанчибадзе, который вскоре стал генералом и к концу войны был уже прославленным командармом 2-й гвардейской армии. То время вспоминается очень напряженной боевой учебой, одной из главных составляющих которой была маршевая подготовка. Ей были подчинены и физзарядка, и всякие передвижения в строю, не говоря уже о марш-бросках по пересеченной местности. А что это такое на Дальнем Востоке – знает каждый, кто там бывал: сопки, тайга, заболоченность даже на вершинах сопок! Да нужно еще учесть, что марши эти совершались с «полной боевой выкладкой», то есть кроме винтовки или пулемета вещмешок или ранец с грузом не менее 30 кило!

В одном из таких тяжелых марш-бросков, где соревновались все разведывательные подразделения дивизии, нашему взводу удалось прийти первым. И хотя к финишу мы, особенно новобранцы, пришли, еле передвигая ноги, зато со строевой песней! Изнемогающие от усталости, почти обессилевшие вконец после последнего, почти километрового броска бегом, не попадая в такт нестройного шага, хриплыми голосами, пересохшими ртами, но пели! Пели через все свои, казалось, последние силы. Правда, вначале песня звучала так себе, но с каждым шагом ее сила крепчала, она становилась громче, стройнее, бодрее, а колонна взвода – ровнее и шаг ее четче. И как она сама поднимала дух и силы! А пели мы почти всегда про особую Дальневосточную армию, в которой служили («Дальневосточная, опора прочная…»).