Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пыльцын cтр.№ 41

Чаще, чем обычно, в эти дни наши окопы стали посещать комбат Осипов и начштаба Лозовой со своими помощниками, а также политработники. Кстати, за мою фронтовую жизнь и долгую армейскую службу я встретил немало смелых, умных, ответственных и добросовестных работников партполитаппарата. В описываемый мною период чаще всех, почти не вылезая из окопов, бывал у нас майор Семен Тарасович Оленин, который сменил погибшего под Рогачевом старшего лейтенанта Александра Матвеевича Желтова. И, надо сказать, это была достойная замена. Звания тут не имели значения. Был он таким же смелым, не отрывался от нас, агитировал своим личным примером. На его примере и на подобных ему политработниках мы видели, что хорошо поставленная и умело проводимая в войсках политработа всегда имела огромное значение и поднимала дух. Я далек от мысли, высказанной тем же Г. Арбатовым в телепередаче «Моя война», будто «все политработники – это политбездельники». Неправда это, как и многое другое, высказанное им о войне, в частности. За мою фронтовую жизнь и долгую армейскую службу я встречал немало умных, деловых и нужных, просто необходимых в то сложное время политработников. И не стоит их всех стричь под одну гребенку.

И мы, офицеры командного звена, тоже вели свою политработу всеми доступными нам воспитательными средствами: и беседами, и личным примером, как коммунисты.

В это время несколько попыток разведроты дивизии захватить немецкого «языка» оказались неудачными. Тогда задача добыть пленного была поставлена нашему батальону. Вначале была идея командира 38-й дивизии генерала Г.М. Соловьева провести силами штрафбата или хотя бы одной его роты разведку боем. Однако комбат, всегда имевший собственное мнение, нашел другое решение.

Огневые средства противника в основном уже были выявлены ранее, а «языков» добыть решено было по-другому, так как разведка боем могла привести к ненужным потерям, особенно нежелательным перед наступлением (жалел штрафников наш «Батя»!). А вот что я прочел уже потом в книге генерала Горбатова:

«Такой способ разведки я ненавидел всеми фибрами души – и не только потому, что батальоны несут при этом большие потери, но и потому, что подобные вылазки настораживают противника, побуждают его заранее принять меры против нашего возможного наступления».

Генерал упоминает и об указаниях маршала Рокоссовского, который требовал: «для сохранения внезапности и экономии боеприпасов, разведки боем накануне наступления не предпринимать».

Видимо, наш комбат, к тому времени уже полковник Осипов, хорошо усвоил суворовскую «науку побеждать», которой так уверенно владели и маршал Рокоссовский, и генерал Горбатов.

По замыслу комбата, наша 1-я рота и подразделения роты ПТР, которой тогда командовал капитан Василий Цигичко, отличавшийся удивительно пухлыми губами и обладавший негромким, но сочным басом, на участке, где оборонялся мой взвод, мы должны были создать шумовую «видимость» (если можно так определить задуманное) строительства моста или переправы через реку.

Болотистая местность и эти гиблые места, которые нашим войскам предстояло пройти с боями стремительно, почти безостановочно, предполагали, как естественно могли думать и немцы, необходимость строить хотя бы настилы или укладывать гати из жердей и бревен даже для легких орудий и нетяжелых автомобилей.

С этой целью на берег мы притащили несколько бревен (благо часть лесного завала уже была неопасна, мины там я поснимал!) и малыми саперными лопатками стали по ним стучать, имитируя то ли обтесывание бревен, то ли их сколачивание. А на противоположном берегу в прибрежных кустах, прямо напротив этого места, организовали мощную, хорошо замаскированную засаду из 8 человек моего взвода. Прикрывать наши действия было поручено соседней 2-й роте капитана Павла Тавлуя.

В первую ночь «улова» не было. Зато во вторую, выдавшуюся светлой от почти полной луны, наши наблюдатели заметили группу немцев, ползком пробиравшихся по болотистому берегу к месту «строительства». Тихо, без шума, накрыла их наша засада. Закололи штык-ножами от «СВТ» (самозарядные винтовки Токарева) гитлеровцев, сопротивлявшихся и пытавшихся подать сигнал своим. А троих с кляпами во рту, связанными доставили на этот берег, а потом отправили дальше – в штаб батальона.

Сразу три языка, и один из них офицер! И пошел на 8 штрафников, участвовавших в засаде, материал на полную досрочную реабилитацию (и тоже без «искупления кровью»!) и на награждение, пусть не орденами, а только медалями некоторых из них.

К тому времени, фактически перед началом наступления, в батальоне насчитывалось 630 бойцов-переменников, в том числе:

Командиров полков – 1

Замкомполка и им равных – 5

Начштабов дивизий, полков – 43

Комбатов и им равных – 20

Их заместителей – 9

Комрот, батарей, эскадрилий – 103

Их заместителей – 28

Комвзводов и им равных – 202

С других должностей – 219

После участия в удачном захвате вражеских «языков», чувствуя какой то необычайный душевный подъем перед нашим переходом в наступление, я написал заявление о приеме в члены партии. Одну рекомендацию дал мне мой командир роты капитан Матвиенко Иван Владимирович, а вторую – начальник штаба майор Лозовой Василий Афанасьевич. В партию тогда принимали прежде всего воинов, отличившихся в боях. Быть коммунистом считалось не столько почетным, сколько ответственным. И не только за себя, но и за порученное тебе дело, за доверенных тебе людей и за выполнение боевых задач.

Одна привилегия была у тех, кто по-настоящему дорожил этим званием, – первым вставать в атаку, первым идти под пули врага. А заявления писали немногословные: «Хочу быть в первых рядах защитников Родины…»

Это уже потом, значительно позднее, я стал отличать коммунистов реальных, истинных, от тех, кто вступал в ВКП(б), а потом и в КПСС ради карьеры или чтобы пролезть хоть и в небольшие (батальонные, полковые, а на гражданке – в районные), но руководящие партийные органы, на более или менее высокие должности. Особенно они стали наглеть, эти псевдокоммунисты, во времена Брежнева – Горбачева. Но и там, на фронте, они выделялись своей неискренностью и лицемерием.

Примеры этого многим из нас были видны уже тогда. Разгадывали мы их без особого труда. Были они, эти люди, откровенно чужеродными в среде боевых офицеров, над ними открыто подтрунивали, их сторонились, но с них – как с гуся вода. Хотя кандидатом в члены ВКП(б) я был с осени 1943 года, но только теперь, когда мне присвоили очередное воинское звание, а на моей груди красовался боевой орден, я решил, что мне не стыдно вступать в члены большевистской партии. Я и теперь, в начале XXI века, горжусь тем, что именно тогда, перед решительными боями, за один день до перехода в наступление, в политотделе 38-й гвардейской дивизии мне вручили новенький партбилет. Это было для меня равноценно самой высокой правительственной награде.

Интересно, что несколькими днями раньше, находясь в волнительном ожидании этого события, я увидел во сне Ленина и Сталина, в своей землянке. Как я тогда был окрылен этим сновидением! И еще долгое время этот сон как-то придавал мне силы и уверенность в себе. Партия тогда для всех нас была партией Ленина – Сталина, и мы твердо верили, что Сталин – это Ленин сегодня. Такова тогда была вера и в эти имена, и в партию. Эта вера поднимала нас, умножала наши силы и, в конечном счете, ускоряла приближение Победы. Как теперь известно, 3 миллиона коммунистов отдали свои жизни за Родину.