Сделано в Швеции - читать онлайн книгу. Автор: Андерс Рослунд, Стефан Тунберг cтр.№ 102

– Я не знаю где. Вы-то как думаете, где она прячется? Она ничего не говорила перед тем, как вы ушли в школу? Не говорила? Вам?

Феликс отворачивается, смотрит на ковер под ногами.

– Феликс? Ты что-нибудь знаешь?

Феликс, который кричал: “Нет, папа!” и стучал в дверь ванной, рвался внутрь.

– Только не ври. Феликс? Ты ведь знаешь, а? Отцу врать не стоит. Я ведь вижу, что ты знаешь.

Первые слезинки.

– Не реви. Не реви, Феликс, не надо.

Плач усиливается.

– Посмотри на меня, Феликс. Она меня предала. Мама меня предала!

Слезы все текут. Хотя и не должны.

– Она нас бросила. Понимаешь? Поэтому нам плакать нельзя. Это ей надо плакать. А теперь скажи мне. И мы сходим за ней, приведем ее домой. Ты, я, Лео и Винсент. Все вместе.

Лео и сам не ожидал, что заговорит, но когда Феликс вот так сидел, он просто не смог выдержать.

– Она уехала к деду и бабушке.

Папа неуверенно, неловко садится на водительское сиденье и трогает с места, оставив Винсента на парковке в полном одиночестве, и приходит в полное замешательство, когда наконец через секунду соображает, почему старшие сыновья кричат: Папа, стой!

По дороге все молчат – любое слово означает риск вылететь на встречную полосу либо на обочину. Они молчат и когда папа паркуется на площади в районе под названием Фарста и идет в винный магазин, молчат и когда папа возвращается и открывает бутылку с черным конем, молчат и всю оставшуюся дорогу, по эстакаде над Нюнесвеген, мимо высокого холма, весьма подходящего для индейского наблюдательного поста, дальше под гору и опять в гору до знака на железных столбах, где обозначено название этого района – Стура-Шёндаль.

Наконец машина останавливается.

Папа опускает стекло, подставляет лицо ветру, допивает бутылку и швыряет ее за окно, она со звоном ударяется о знак. Лео открывает глаза, поездка закончилась. Папа рядом с ним, смотрит в окно на пустую бутылку среди высокой травы; Феликс и Винсент на заднем сиденье глаз пока не разжмурили, а метрах в двадцати пяти от них виднеется ряд небольших домов – садики и маленькие окошки с кружевными занавесками и цветами в горшках.

Дом деда и бабушки расположен примерно посередине, за живой изгородью из малины, высаженной тремя короткими рядами, и очень нравится Лео. Там на него никогда не кричат, радио передает только новости или классическую музыку, комнаты пахнут свечами, а крошки застревают в флизелиновой скатерти.

На полу под ногами у папы, рядом с педалью газа, стоит пластиковый мешок. Еще одна бутылка. Папа открывает ее, делает пять-шесть глотков.

– Если она с нами не поедет, ты знаешь, что делать. – Он поворачивает зеркало заднего вида, пристально смотрит на Феликса, сидящего позади. – Потому что… Лео этого делать не может. Понятно? Он слишком большой. И Винсент не может. Он слишком маленький. Значит, придется тебе.

Феликс смотрит ему в глаза сколько может, потом опускает голову.

– Смотри на меня.

Если будет смотреть вниз, на коврик, он не услышит, что ему говорят.

– Феликс!

Папа оборачивается и ждет – коврик сменяется спинкой сиденья, потом подголовником и, наконец, папой.

– Ты посмотришь на нее. Точно так же, как я сейчас смотрю на тебя. И снова задашь тот же вопрос. Так надо поступать всегда. Давать человеку последний шанс. А потом, Феликс… подойдешь к ней вплотную. И сделаешь это.

Папа щелкает пальцами, большим и средним, никто не щелкает громче него.

– Если ты этого не сделаешь, Феликс, не сделаешь в точности как я велел, она не поймет, что мы все – одно целое.

Он поворачивается к пассажирскому сиденью.

– Верно, Лео?

Лео не двигается, не отвечает.

– Верно, Лео?

Неуступчивые глаза. Не отпускают. И Лео в конце концов кивает.

Десять, одиннадцать, двенадцать глотков – папа открывает дверцу, выходит из машины.

На нем рабочая рубашка и рабочие штаны, финский нож с красной рукояткой торчит из одного кармана, складной метр – из другого. Коричневые башмаки оскальзываются, когда он ковыляет через дорогу, жестом приказывает сыновьям идти следом, не отставать, потом шагает через канаву в сад, мимо высокой, пышной вишни, на которую Лео любил залезать, потом между двумя безлистными рядами малиновых кустов.

– Я останусь здесь.

Папа хватается за хрупкие ветки малины, и они ломаются каждый раз, когда он норовит упасть.

– Ступайте.

Винсент сжимает руку Лео. Феликс идет слегка сутулясь.

– Лео! Феликс! Винсент! Вперед. И делайте, как договорено.

Белый домик. Пять ступенек на крыльцо, к деревянной двери с окошечком из волнистого матового стекла, а прямо под ним, впритык к рамке, тонкая металлическая пластинка, прямо как золотая, ее прикрутил дедушка, и на ней написано “АКСЕЛЬССОН” – раньше так звали маму. Звонок приятнее, чем в других местах, две ноты, не как у них дома и не как в школе, где звон буравит уши.

Дверь никто не открывает. Винсент так и держится за руку Лео. Ее здесь нет. Феликс тяжело дышит брату в затылок. Ее здесь нет!

Они сбегают по ступенькам, а папа отрывает руки от малины и делает знак: вернитесь, позвоните еще раз.

Дверь не открывают. Звонок. Никто не открывает.. Две ноты, снова и снова. Никто…

Открывают. Дедушка. Глаза у него невеселые, не как обычно.

– Мама… здесь?

Дедушка внимательно смотрит поверх их голов.

– Где ваш папа?

Выходит на крыльцо.

– Он в машине, дедушка.

Закрывает за собой дверь.

– В машине?

– Мы хотим поговорить с мамой.

Дедушка снова глядит по сторонам, шепчет:

– Заходите.

– Здесь, на улице. Мы хотим здесь. Пожалуйста, дедушка.

Дед толком не понимает. Как и они сами. Смотрит на Лео, старшего, который пытается сказать то, что велел папа. На Винсента, который держит старшего брата за руку и кажется совсем маленьким, когда подвигается еще ближе. На Феликса, стоящего чуть позади, не поднимающего глаз, руки в карманы.

– Пожалуйста!

– Здесь. Ну ладно. Подождите секундочку.

Он входит в дом, тщательно закрыв за собой дверь. Время течет медленно. Час. Еще час.

Лео смотрит на уродливые стрелки своих часов.

Два часа. Такое впечатление. Две минуты.