Портрет королевского палача - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 22

Ох, искушение… грех, грех!

В глазах слегка расходится туман, в который я канула при этом очень своеобразно выраженном знаке почтения, и я вижу устремленные на меня глаза Ле-Труа.

Моментально нацепляю на себя маску мисс Неприступности, но взгляда от него отвести не могу.

У него темные, то ли черные, а может, карие глаза, длинные брови и смуглое лицо. Кого-то он напоминает, но кого?..

– Максвелл! – восклицает Николь. – Неужели это вы! Просто не верю, не верю! Куда вы пропали?!

– Только вчера вернулся из дальнего путешествия, – объясняет человек с потрясающим именем Максвелл.

– Куда сбежали от реальности на сей раз? – улыбается Николь, и я вижу, что ей очень приятно разговаривать с этим странным смуглым типом.

Между тем толстуха Люв и милашка Лора дружно подбирают свое имущество и торопливо ретируются, бросая на Ле-Труа опасливые взгляды. Похоже, они до смерти рады, что он отвлекся. У толстухи вообще затравленный вид, а на личике Лоры страх мешается с откровенной ревностью.

Занятная история. Более чем занятная…

Эскалатор уносит вниз Люв и Лору, а я перевожу взгляд на Николь, которая все еще щебечет с Ле-Труа. И улавливаю его ответ:

– Вообразите, Николь, я наконец-то добрался до России!

– Не может быть! – всплескивает руками Николь. – Вы побывали в России, а моя подруга Валентин – она ведь русская! Интересно, правда? У вас есть в Париже знакомые русские, кроме моего Мирослава?

– Раньше не было, а теперь есть, – кивает Максвелл, медленно переводя на меня свои темные глаза, определить цвет которых я никак не могу.

Почему-то он молчит о том, что тут несколько минут назад была еще одна русская, которая явно принадлежит к числу его знакомых. Это Лора.

– Вы были на аукционе? – спрашивает Николь. – Что на сей раз? Рисунки? Гравюры? Неужели снова Тардье? Неужели вы еще не все у него скупили?!

– Вам известна моя слабость, – кивает Максвелл. – Да, до меня дошел слушок, что кто-то перед самым аукционом предложил первые, авторские оттиски гравюры Тардье с картин Давида. Я связался с Дезаром, но он только сегодня вернулся из отпуска и еще не успел толком узнать, что будет продаваться в других залах. Я решил прийти сам. И напрасно. Этот Тардье у меня уже есть. Это не… словом, не то, что я ищу. Ну что ж, не повезло.

Он пожимает плечами и любезно улыбается нам обеим:

– Кстати, Николь, и вы, Валентин, что вы делаете… ну, к примеру, через час?

Мы переглядываемся.

– Ну, я не знаю, – нерешительно говорит Николь. – Гуляем с Шанталь, наверное, а что? Ой, Максвелл, я ведь даже не поблагодарила вас за ваш чудный подарок! Платьице невероятно идет Шанталь, она в нем такая хорошенькая! Я бы очень хотела, чтобы вы увидели ее в этом наряде. А как она любит клоуна Ша!

– И где же вы гуляете, медам?

– Да где угодно, – пожимает плечами Николь. – Ходим на Сакре-Кер, в Пале-Рояль, в Ле Аль…

– В Ле Аль? – радуется Максвелл. – Давайте встретимся через час, хорошо? В кондитерской на углу улицы Монторгей. Вы согласны, Валентин?

И его насмешливые глаза снова обращаются ко мне с выражением, от которого я потихоньку дурею.

– До скорого! – прощается Ле-Труа и одним прыжком оказывается чуть ли не на середине эскалатора. Если он будет двигаться такими темпами, то в два счета догонит мадам Люв и ее русскую протеже. А может, он потому и двигается такими темпами, что хочет их догнать?

От этой мысли у меня портится настроение. Да тут еще и Николь замерла с каким-то по-дурацки мечтательным видом…

И вдруг я понимаю, кого мне напомнил мсье Ле-Тура. Казанову! Именно таким я его и представляла, этого венецианского обольстителя: смуглое тонкое лицо, насмешливые и в то же время непроницаемые глаза неопределимого цвета: то ли черные, то ли карие, то ли вовсе темно-серые, ироничные губы и подвижные брови, впалые щеки, а еще белый парик, под которым скрыты коротко остриженные, чуть вьющиеся волосы и благодаря которому еще выше кажется выпуклый умный лоб.

Парика у Ле-Труа не было, а волосы прикрывала светлая шляпа, нахлобученная почти до бровей.

Казанова! Фу-ты ну-ты! Наверное, Николь тоже считает его Казановой – вон, глазки заблестели!

– Как же это я о нем забыла? – бормочет Николь. – Почему же я ему-то не позвонила?! Как классно, что мы сегодня встретились!

– Ты чего? – смотрю я на нее уже почти испуганно. – Ты чего так воодушевилась? Завидуешь Лоре? Хочешь, чтобы этот Казанова и тебя за попку щипал?!

– Да он меня и так щипал, – горделиво заявляет Николь. – И не один раз! Он с моим отцом давным-давно знаком. Я ведь, можно сказать, у него на глазах выросла. Думаешь, сколько ему лет? Это он просто выглядит так молодо, а на самом деле ему сорок! Я на него всегда как на близкого родственника смотрела. Хотя он натуральный Казанова, что есть, то есть. Дамский угодник! Иногда отец его начинал ругать за то, что опять разбил сердце какой-нибудь герцогине де Кусси или контессе де Монтанедр, а он так глазки виновато потупит, что поневоле смех разбирает. Ты чего?

Это мне адресовано.

– А что?

– Ну, стала вдруг какая-то не такая?

Станешь, наверное!

– Герцогиня, контесса… Ты это серьезно?

– Конечно. Тебя титулы смущают, что ли? Ну, Максвелл вращается во всяких кругах! И на самых верхах, и в самом низу. И мотается по всему свету. Он воистину le citoyen du monde, гражданин мира, как Казанова.

Казанова… le citoyen du monde… что делается!

– Неужели ты никогда не слышала эту фамилию – Ле-Труа?

– Нет, а что?

– Вот жаль, я не спросила, прошла у него уже выставка в России или нет, – вздыхает Николь. – Думаю, он именно затем туда и ездил, чтобы ее устроить. Ну ничего, мы постараемся напроситься к нему в мастерскую, посмотришь его работы. Это стоит видеть, можешь мне поверить.

– Он художник, что ли? Или фотограф?

– Художник, и какой! Он хоть и дамский угодник, но это не мешает ему быть реставратором высочайшего класса, искусствоведом, уникальным специалистом по XVIII веку. Причем у него какой-то поразительный нюх на открытие неизвестных имен и полотен. Его в шутку зовут «Король старьевщиков», но это совсем даже не шутка, потому что он с ними со всеми связан, постоянно мотается по провинции, ищет старые картины, которые иногда то в сараях где-нибудь свалены, то в конюшнях, то в таком состоянии, что на них ничего не разглядишь, то поверх прежнего изображения новое намалевано. Он, к примеру, открыл такие имена, как Кольбер и Мантуанье, они оба писали в стиле Ле-Гро. Чудесно, просто очаровательно. Кстати, он отыскал где-то в Туре, в каком-то винном погребе, если я не ошибаюсь, неизвестное полотно Давида. И доказал, что это именно Давид! Он вообще помешан на Давиде.