Сильные. Книга 1. Пленник железной горы - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 54

Восьмое небо, говорите? Мне туда и надо!

Собрался я быстро.

Велики ли сборы у боотура? Одежда на плечах, сапоги на ногах. Доспех с оружием сам нарастет, если что. Вспомнив молчаливые уроки Мюльдюна, я взял острый ножик с кухни – в хозяйстве пригодится. Там же, в кладовке, нашлась пустая котомка. В нее я запихал увесистый, хорошенько замороженный вильмулимуль – олений желудок, туго набитый вареной требухой, ягодами и щавелем. В улусе его ели весной, когда вильмулимули размораживались после холодов, а у нас дома – круглый год, храня в особенном зимнике. Поужинать-то я не успел, а есть хочется так, что живот к спине присох. Хорошо Мотыльку: треть луга схрупал, и сыт! И в конюшне у него сена целая копна. Почему я не родился лошадью? Вези, сытый, голодного! А я в дороге мясца пожую.

Мотылек ждет меня у крыльца: заседланный, при узде и стременах. Удобно, чего там. Едва я вывожу коня, как объявляется Умсур – словно из-под земли возникла. Ну, или наоборот, с неба спустилась. Белая-белая, она светится в темноте.

– На себя посмотри, дуралей.

Сестра улыбается: едва заметно, одними краешками губ. Но я все равно вижу.

– Разглядел? Удачное расширение, – кивает Умсур. – Полезное.

Она что, мысли мои слышит?! С удаганки станется. Какое еще расширение?! Я же усохший! Хлопаю себя по бокам, по бедрам: точно, усохший! О чем это она?

– И безопасное. Ладно, давай за мной.

Умсур срывается в небо. Взмывает стрелой, снежной поземкой – и уже там, в вышине, распахивает журавлиные крылья. Я тоже взлетаю, только не в небо, а в седло. Мотылек – умница, направлять-понукать нет нужды. Так и выступаем в поход: сестра путь указывает, я на Мотыльке – следом. Поначалу я опасаюсь, что Мотылек во мраке налетит на что-нибудь, или ноги на кочках-колдобинах переломает. Я-то ладно, упаду-встану, а любимого коня жалко. Но Мотылек идет ровной размашистой рысью, будто под копытами у него – утоптанное поле, а не косогоры с буераками.

Замечательный у меня конь!

По сторонам мелькают темные юрты улуса. В ночи они похожи на чудовищные муравейники. Юрты быстро заканчиваются; млечным серебром блестит луна. Скатившись с облака, красавица нагишом плещется в озере. Дальше, дальше… Стихает за спиной журчанье ручья. Мотылек перемахивает его, не замочив копыт. Куда мы летим-едем? Если на Восьмое небо, нам к Сиэги-Маган-Аартык надо. Ладно, сестре виднее. Она, небось, сто раз тут летала…

Сопки – справа, слева. Оживают, наползают, растут – ближе, больше. Вот и небеса заслонили. Горы, утесы! Звезды пропали, луна пропала. Лишь белый стерх мчится в вышине, в черной бездне. Нутром чую: отстану – пропаду. Буду блуждать во тьме веки вечные. Копыта Мотылька грохочут по камням. Звук наотмашь колотится в скалы, возвращается, забивает уши затычками. В голове у меня со скрежетом ворочаются бокастые валуны – вот-вот наружу посыплются. «Да расширится моя голова!» Тесно в ней валунам, тесно. И вдруг – тишина. Я что, оглох?! Мотылек фыркает. Молодец! Слышу я, слышу. Просто скалы кончились. Небо – чужое, великанское. Звезд на нем – бай-даа! – прорва. Сияют на сто полетов стрелы. А кругом, куда ни глянь, простор – взглядом не охватишь! Ровный-ровный – ни сопки, ни лощины, ни бугорка малого. Мотылек по простору идет легко, приплясывает…

Где стук копыт?

Всюду – туман-растуман. Дышит, курится, клубится. Седые пряди у копыт косичками завились. Ноги Мотылька в седину по бабки уходят. Ну ладно, туман звуки глушит, это я знаю. Но ведь не совсем же? Должно там что-то быть, под туманом – земля, трава, камни?

Не туман – облака! Мы едем по облакам!

Еду-удивляюсь, и тут живот как схватит! Что? Нет, не от страха. Чего мне, сильному, бояться? От голода. Знаете, жевать на скаку – та еще радость. Язык бы не прикусить! Ничего, если приспичило, быстро привыкаешь. Один кусок я, правда, уронил: отварное ухо, любимое. Плевать, не жалко. Ну хорошо, жалко. Оно вам надо? Еду-жую, правой рукой повод держу, левой из котомки, вернее, из оленьего желудка начинку таскаю: цап – и в рот. Вильмулимуль подрастаял; что поверху лежит, вообще мягкое.

Уфф-ф! Вот уже и не голодный.

Зараза! Второй кусок роняю, и снова ухо. Облако взбурлило водой на огне, вспухло дымной шапкой. В шапке дыра-дырища: темный водоворот. Вззззыу-у-у-у! Кто-то вылетает, с воем несется мимо. Пока я соображаю, что надо бы испугаться, кого-то уже нет. Только зябким ветром обдало. Мотылек стрижет ушами, косится на меня с беспокойством.

– Ничего, – это Умсур из наднебесья. – Слышишь? Все в порядке.

Ага, в порядке! Вот, опять: вззззыу-у-у-у! И ледяным хвостищем по лицу. Ах ты ж! Вззззыу-у-у-у! Вззззыу-у-у-у! Духи, наверное. Если набросятся, я ведь и отмахнуться не успею! Еду, будто голый, огорчаюсь. Что ковали меня, что сливками натирали…

Вззззыу-у-у-у! Вззззыу-у-у-у!

Вззззыу-у-у-у?..

Вззу-у-у-у…

Отстали, сгинули. На сердце легче, но все равно тревожно. Облачный туман Мотыльку по брюхо. Белый стерх в поднебесье еле виден. Цепляюсь за Умсур взглядом из последних сил. Не упустить бы, не потерять!..

Мне часто снится путь на Восьмое небо. Во сне я вижу себя со стороны. Одинокий всадник на резвом коне – он едет по млечной пене сквозь вышнее бездорожье. Черная ночь. Белый всадник. Над ним – журавль, вылепленный из первого снега. Концы крыльев – темные проталины. И звезды. Множество любопытных звезд – я слежу за ними, а они следят за всадником. От этой картины захватывает дух. Во сне я не знаю, чем закончится мой путь. Я боюсь, что всадник не доедет до цели, что он никогда не станет мной – тем балбесом, кто смотрит на него из будущего.

Сон обрывается, я просыпаюсь. Во сне Юрюн Уолан ни разу не добрался до цели. Да что там до цели! – хоть куда-нибудь. Во сне он скачет до сих пор. Я еду…

Я еду. Следую за сестрой. Боюсь ее потерять.

Мой взгляд прикован к далекому белому стерху. Прикован так крепко, что сам мастер Кытай позавидовал бы. Поэтому я не сразу замечаю: пустошь закончилась. Небо блекнет, светлеет, выцветает. Позади разгорается сияние; розовое, оно ширится, наливается алым огнем. Восход. Облака горят под копытами Мотылька. От нас протянулась тень – длинная-предлинная. Головой тень упирается в край пустоши.

За краем – гора.

Как я раньше ее не заметил?!

Умсур снижается. Я придерживаю Мотылька. Мы останавливаемся на краю обрыва. Я заглядываю в расщелину. Облака под копытами – грязно-желтые, как песок. Ниже они белеют, расслаиваются. Глубоко внизу – так глубоко, что сердце в груди замирает! – обрыв тонет в серой мгле. Гора растет из мглы. Ее вершина вздымается надо мной. Склоны блестят на солнце. Багряные блики полыхают на гладких гранях. Гаснут, вспыхивают… Я моргаю, смахиваю слезы. Кровь колотится в висках – гулко, жарко.

Гора вращается. Гора сделана из железа.