Крымские каникулы. Дневник юной актрисы - читать онлайн книгу. Автор: Фаина Раневская cтр.№ 15

На самом деле радостей не три, а четыре. Ирочка перестала дичиться, стала прежней милой доброй девочкой. Мы с Павлой Леонтьевной так и не поняли, чем было вызвано ее былое отчуждение. Доходило до того, что я начинала думать, будто причина во мне. Дети ревнивы (я сама была очень ревнивым ребенком), и Ирочке могло не понравиться то, что в их семье появился новый человек. Несмотря на всю мою любовь к ней. Я предпочитаю не погрязать в догадках, а радуюсь тому, что плохое осталось позади.

28 сентября 1918 года

Деньги тают, как апрельский снег. Цены не просто растут, они летят вверх. Умные люди советуют скупать золото. Не камни, потому что камни легко подделать, а именно золото. С удовольствием последовала бы этому совету, если бы имела на что купить золото. Если в Евпатории мы успокаивали себя тем, что скоро все наладится (скоро – это к осени), то теперь не знаем, что и думать. Газеты пишут одно, слухи утверждают совершенно противоположное. Англичане с французами высадились в Архангельске и Владивостоке, но отчего-то игнорируют Одессу и Крым. Нашу труппу вдруг охватили политические разногласия. У каждого свои предпочтения: кто вдруг оказался кадетом, кто монархистом, а кто и эсером. Спорят тихо, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания (эпизод с обыском еще не забыт), но ожесточенно. Впрочем, это к лучшему. По моему мнению, в актерской среде непременно должны бурлить какие-то страсти. Они делают игру более выразительной.

Мой недруг А. М. выкинул фортель. Устроил скандал, обвинив Е-Б. во всех мыслимых и немыслимых грехах, в первую очередь в нечутком отношении к актерам, и заявил о своем уходе. Пока Е-Б., не ожидавший ничего подобного, лепетал об обязательствах и контрактах, А. М. успел хлопнуть всеми дверями, попавшимися на его пути. Выйдя на улицу, он поднял вверх руки и выразительно проклял нашу труппу, Е-Б. и симферопольский Дворянский театр (именно в такой последовательности). Я недоумевала, что могло послужить истинной причиной скандала, в глубине души радуясь тому, что труппу покинул самый неприятный для меня человек. Мне, как и всем, было ясно, что дело тут нечисто и истинная причина ухода А. М. кроется не в Е-Б. Павла Леонтьевна разъяснила мне суть. Оказывается, А. М. предложили выгодный ангажемент в Одессе. Нечто подобное я и подозревала. А. М. из тех, кто способен удавиться за копейку. Правило «Кошерный грош лучше трефного золотого» – не для него. Хорошо, что А. М. есть кем заменить и наши спектакли не пострадают. Я оценила предусмотрительность Е-Б., который подобрал труппу столь искусно, что каждому всегда найдется замена. Теперь Лопухина будет играть И. Н., милый, добрый и очень застенчивый человек.

Встретила мою знакомую по Таганрогу С. И. Она в трауре. Ее муж погиб. Мне очень жаль С. И. Мне жаль всех, и тех, кто погиб, и их родных. С. И. собирается уезжать в Румынию, в Констанцу, к родственникам. Настроение у нее подавленное. Она предрекает всем нам скорую погибель. Понимая ее состояние, я тем не менее считаю, что она сильно сгущает краски. В душе моей теплится надежда на то, что все образуется. Безумие, охватившее Россию, не может длиться долго. Люди могут увлекаться разными идеями, но только до тех пор, пока они не увидят, к какому хаосу приводят эти увлечения. Я никогда не понимала смысла войн. Разве нельзя договориться по-хорошему? К тому же договариваются одни, а воевать приходится другим. Не знаю, что и думать. Никто не знает. Никто не понимает, что с нами будет дальше. Вчера поссорилась с И. Невероятно, но наш кудрявый поэт оказался рьяным социалистом, чуть ли не большевиком. Он начал рассказывать мне про эксплуатацию, пытался доказать, что хозяева обирают своих работников, присваивают себе их труд. Во мне проснулась купеческая дочь. Это совершенно несвойственное мне амплуа, но И. своими разглагольствованиями сумел задеть меня за живое. Мой отец, при всей суровости его характера, всегда относился к своим работникам хорошо и ничего не присваивал. Платил всегда столько, сколько было обещано, и рассчитывался в срок. И. в ответ на это начал городить какую-то несусветную чепуху, доказывая мне, что мой отец все равно присваивал себе что-то, иначе бы нам не на что было жить. Мне этого не понять. Если человек вкладывает капитал, открывает фабрику или магазин, то разве он не должен иметь от этого выгоды? Если не должен, то какой в этом смысл? Пустой гешефт не гешефт, а слезы. Слово за слово, мы поругались. Я обозвала И. разными нехорошими словами, за которые мне сейчас стыдно. Вдруг И. нес всю эту чепуху только для того, чтобы произвести на меня впечатление? Мало ли чего не наговорят мужчины в надежде прослыть оригиналами? Достаточно вспомнить, какие глупости изрекали с умным видом кавалеры моей сестры. У мамы доставало терпения на то, чтобы выслушивать их с серьезным видом, а я начинала смеяться, и меня прогоняли. Мне было обидно. Я же не сделала ничего плохого, только смеялась. При случае помирюсь с И. Это очень легко сделать. Достаточно попросить его прочесть собственные стихи (долго упрашивать не придется) и похвалить какую-нибудь рифму. Творческие натуры так падки на лесть… Я не исключение. Даже когда чувствую, что мне расточают незаслуженные комплименты, все равно радуюсь. Павла Леонтьевна говорит, что это от того, что я еще «не накушалась», не пресытилась славой. Не уверена, что когда-нибудь смогу ею пресытиться. Слава, как и деньги, не может быть избыточной.

Тетрадь подходит к концу. Пора заводить новую. Хоть я и не собиралась вырывать листы, но кое-какие все же пришлось вырвать. Меня увлекло ведение дневника. С удовольствием перечитала написанное. Нынешняя сумбурная жизнь располагает к тому, чтобы записывать свои впечатления. Многое к этому располагает.

10 октября 1918 года. Симферополь

В Симферополе стало холодно и голодно. Дует зябкий ветер, покупать приличную провизию становится все труднее и труднее. Сейчас говорят не «покупать», а «добывать». Тата приходит после своих «маркитанских вылазок» (выражение Павлы Леонтьевны) и перечисляет все, что ей удалось добыть. Приносит она немного. Готовит уже не по выбору, а из того, что есть, из того, что удалось добыть. Поговаривают, что немцы скоро уйдут. Они и впрямь стали какие-то не бравые, потеряли весь свой былой лоск. Впрочем, сейчас все потеряли свой былой лоск. Спектакли проходят при полупустом зале. Кругом уныние. Я тоже поддалась общему настроению. У меня апатия. Забросила работу над Машей. Играю кое-как, без воодушевления. Даже записи делать не хочется. Стоило ли портить новую тетрадь?

2 ноября 1918 года. Симферополь

Немцы уходят. На смену им никто не торопится. Вместо Сулькевича теперь будет какой-то Крым. Это не каламбур, а фамилия. Крым из караимов, и зовут его Соломоном Самуиловичем. И., с которым я давно помирилась, рассказал мне, что Крым – сын бывшего феодосийского городского головы и что на него местные жители возлагают большие надежды. А еще он рассказал, что Крым долгое время сожительствовал с одной дамой, врачом-окулистом, а когда она от него ушла, женился на француженке. Эти сведения отчего-то расположили меня к Крыму. Мой отец никогда не жаловал караимов и не вел с ними дел, говоря, что с теми, кто не признает Талмуда [55] , нельзя иметь дела. Впрочем, отец и с варшавскими евреями старался не вести дел, несмотря на то что они так и сыплют цитатами из Талмуда. Его излюбленная фраза: «Варшавяне хороши только для варшавян». Видимо, кто-то из варшавян когда-то его сильно подвел или крупно обманул. В наше время остается только мечтать о том, чтобы все разногласия между людьми сводились к тому, хочется ли им читать Талмуд или нет.