Шардик - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Адамс cтр.№ 136

— Никто не видит… они думают, никто не видит, — прошептала старуха. — Но бог видит все.

— В чем дело, мать? — спросил Кельдерек. — Что случилось?

Как и много лет назад, она держала на руках мертвого ребенка, только на сей раз завернутого, закутанного с головы до ног. Кельдерек видел лишь очертания тела под плащом.

— Я ищу чиновника из Беклы, — ответила старуха. — Я скажу ему… только давно это было…

— Ты можешь сказать мне, — промолвил Кельдерек. — Я чиновник из Беклы, и все ваши несчастья — моих рук дело.

— Ах, благослови вас боже, господин, благослови вас боже! — воскликнула старуха. — В таком разе вот, господин, взгляните… вам будет интересно.

Она положила на землю сверток с телом, обвязанный там, где голова, вытащенной у него из уха цепью. Старуха размотала цепь и раздвинула ткань, показывая лицо.

Сомкнутые глаза, бледные восковые щеки. На камнях перед ним лежал не ребенок, а Мелатиса! Губы девушки были приоткрыты, но листик, поднесенный к ним старухой, не шелохнулся. Обливаясь слезами, Кельдерек поднял взгляд и увидел под рваным капюшоном лицо Ранзеи.

— Она не мертвая, Ранзея! — вскричал он. — Разбуди ее, разбуди сейчас же!

Ранзея не ответила, а когда ее костлявые пальцы вцепились ему в плечо и тряхнули, он с ужасом понял, что она тоже мертвая, и отпрянул, охваченный безысходным отчаянием и горем утраты.

— Эй, просыпайся! Просыпайся давай!

Лицо Горлана, склоненное над ним; настойчивый шепот и смрадное дыхание; нестерпимый зуд от укусов насекомых и острые камни, впивающиеся в спину. Первые проблески зари над Тельтеарной. Хныканье детей во сне и позвякивание цепей.

— Это я, я! Не шуми, идиот чертов! Я вытащил цепь у тебя из уха. Коли не рвешься в Терекенальт — пошевеливайся, бога ради!

Кельдерек встал с земли. На теле, казалось, не было живого места от укусов москитов, и перед глазами все плыло. Все еще в полусне, Кельдерек огляделся, ища труп Мелатисы, но тот исчез. Он шагнул вперед, оступился и упал на камни. Чей-то голос — не Ранзеи и не Горлана — произнес:

— Ты что это сделал, Горлан, а?

— Ничего, — ответил мальчик.

— Вытащил цепь у него из уха, да? Ты куда собрался?

— Он посерить хочет. Мне что, лежать в его дерьме прикажете?

Геншед промолчал, но вытащил нож из-за пояса и принялся легонько тыкать острием в подушечки пальцев. Потом приспустил штаны и помочился на Горлана — тот стоял неподвижно.

— Помнишь Кевенанта, а? — вкрадчиво спросил Геншед.

— Кевенанта? — В голосе Горлана зазвенели истерические нотки. — При чем тут Кевенант? Чего про него говорить-то?

— Помнишь, как он выглядел, когда мы с ним покончили?

Горлан не ответил, но, когда Геншед взял его за мочку уха большим и указательным пальцем, мальчика забила безудержная дрожь.

— Ты просто глупый сопляк, Горлан, — сказал Геншед, медленно выкручивая ухо и заставляя Горлана опуститься на колени на камни. — Просто глупый сопляк, так ведь?

— Да, — прошептал Горлан.

Острие ножа коснулось его закрытого века. Мальчик попытался отшатнуться, но работорговец не дал, выкрутив ухо еще сильнее.

— Ты хорошо видишь, Горлан?

— Да.

— Точно хорошо видишь?

— Да! Да!

— Смекаешь, к чему я клоню?

— Да!

— И от меня не уйти, правда, Горлан? Где ты, там и я, верно?

— Да!

— Делай свою работу исправно, Горлан. Можешь?

— Да! Да, могу!

— Забавно, а я было подумал, что не можешь. Как Кевенант.

— Нет, я могу! Могу! Я обращаюсь с ними хуже, чем Живорез. Они все меня боятся!

— Стой смирно, Горлан. Сейчас я окажу тебе услугу: вычищу ножом грязь у тебя из-под ногтей. Не хотелось бы поранить тебя ненароком.

Пот градом катился по лицу Горлана, стекал по верхней губе, по закушенной до крови нижней, по измазанному слюнями подбородку. Когда наконец Геншед отпустил его и зашагал прочь, засовывая нож в ножны, он повалился ничком в воду у берега, но тотчас вскочил на ноги. Ни слова не говоря, он умылся, снова продел цепь Кельдереку в ухо, прикрепил один ее конец к своему поясу и лег.

Спустя полчаса Геншед сам роздал последние остатки пищи: крошки и труху, вытряхнутые со дна котомки.

— Следующая кормежка в Линшо, понял? — сказал Горлан Раду. — Растолкуй это всем доходчиво. Либо мы сегодня доберемся до чертова Линшо, либо начнем поедать друг друга.

Кельдерек пальцами расчесывал волосы Шере и вылавливал вшей. Хотя он съел все, что дали, от слабости и голода у него мутилось в голове. Ему поминутно мерещилось, будто краем глаза он видит мертвое тело Мелатисы, и он резко поворачивался в ту сторону, всякий раз неловко дергая девочку за волосы, — наконец ей надоело, и она отошла прочь.

— Кто-то украл у нее разноцветные камешки после того, как нас подняли сегодня, — сказал Раду.

Кельдерек не ответил, внезапно осознав, что тратить силы на разговоры не имеет ни малейшего смысла. Любые разговоры требуют значительных и совершенно бесполезных усилий: подобрать слова, пошевелить губами, чтобы их произнести, выслушать ответ и сообразить, о чем речь. Напрягаться ради такой ерунды просто глупо. Встать, идти, нагибаться и распутывать цепь, стараться не привлекать внимания Живореза — вот для чего нужно беречь силы.

Они снова шли, вне сомнения: Кельдерек слышал звяканье своей цепи по камням. Но шли как-то иначе. Что же изменилось? Что произошло со всеми ними? Внутренним оком он вдруг увидел всех откуда-то с высоты. Они петляли по берегу, словно муравьи между камнями, только гораздо медленнее; словно сонные осенние жуки, карабкающиеся вверх-вниз по травинкам в своем долгом путешествии через луга. И теперь Кельдерек ясно — но с полнейшим равнодушием — понял, что именно случилось. Они стали частью примитивного насекомого мира и отныне будут просто длить свое существование, не тревожимые никакими побуждениями сознательной воли. Им не нужны ни речь, ни чувства, ни слух, ни какое-либо общение друг с другом. Еще несколько дней — и им не нужна будет даже пища. Они никогда не узнают, красивы они или уродливы, счастливы или нет, добры или злы, поскольку в этом мире нет таких понятий. Голод и сытость, стремительное бегство и оцепенелая неподвижность, ярость и беспомощность — только эти крайности и будут им ведомы. Их короткая жизнь скоро закончится: они падут жертвами зимы, жертвами более сильных существ, жертвами друг друга. Но и это тоже теперь не имеет значения.

Все еще поглощенный видением, явившимся мысленному взору, Кельдерек вдруг обнаружил, что перебирается через какое-то препятствие — через что-то гладкое и тяжелое, но довольно податливое. Через что-то, из чего торчат палки… узел тряпья, из которого торчат палки… нет, цепь зацепилась… надо нагнуться… все, отцепил… ну да, конечно, препятствием было человеческое тело… вон там была голова, с той стороны… теперь он перебрался через него, оставил позади, и под ногами снова камни. Кельдерек зажмурился от блеска реки и весь сосредоточился на том, чтобы держаться прямо и передвигать ноги: шаг, еще шаг и еще один.