Найти-то мы находим всех, в том числе и Изабель.
Только вот…
На Джека смотреть было потом страшно.
Если кто не знает — люди в подземелье полностью зависят от милости тюремщиков. Хотят — покормят, хотят — даже воды не принесут. Пленник должен жить, а уж как…
С отбитыми почками, с отрезанными ушами, или, в случае женщин, изнасилованный… Кто будет разбирать?
Уж точно не барон.
Так что Изабель мы находим едва живой.
Ребенка она спасти не смогла, к тому же тюремщики всласть ею попользовались. Представляете состояние женщины?
Меня, честно говоря, бешенство пробрало. А я ведь не был ее мужем. Вообще никем.
Но вспоминая свою мать…
Когда-то, двадцать лет тому назад, другая девчонка так же скорчилась на соломенной грязной подстилке, баюкая сломанные руки. За что?
За то, что пыталась помочь и спасти. За оговор…
Внутри словно огонь пылал.
Жаль, что мы поторопились — и сразу убили тюремщиков. Подлая порода…
Ничего, я их и на том свете достану.
Полчаса потребовалось нам с Джеком, чтобы открыть все клетки, и бывший — теперь точно уже бывший! — разбойник повел несчастных к выходу.
Да, медовары тоже были живы, хотя назвать это жизнью…
Вы видели людей после пыток?
Раны от ожогов, мокнущие, гниющие язвы, вырванные ногти, изрезанные тела, вывихнутые после дыбы суставы…
У меня руки в кулаки сжимались, так хотелось запалить этот замок с восьми концов, но до утра я ничего делать не стал. Ни к чему.
Здесь и мои люди есть, еще заподозрят что… Ни к чему.
Хватит и того, что мы едва успеваем вывести медоваров за стены замка — между прочим, не самое легкое мероприятие.
Джек клянется всем святым отвести их в свой лагерь. Я клятвенно обещаю ему, что погони не будет, — и направляюсь обратно.
Честно отпускаю призрака, даже попрощался с ним…
И возвращаюсь к себе, чтобы спустя два часа спуститься к завтраку. Барон пока спокоен — пока еще ему не доложили о побеге. Мне остается только ждать.
И я дождался.
Как раз подают третью перемену блюд.
Я лениво ковыряюсь вилкой в тарелке, когда влетает перепуганный слуга и принимается шипеть, склоняясь к самому уху барона.
Прислушиваться нужды не было.
— Подземелье… стражники мертвые… побег…
Барон подскакивает в высоту на полметра.
— Стража!!!
— Что случилось? — осведомляюсь я, откладывая салфетку.
Барон краснеет, бледнеет, бегает глазами, но куда ему было деться? Приходится отчитываться перед принцем крови.
— Ваше высочество, из моей темницы был совершен побег…
— Вот как? И кто же сбежал?
— Э… воры и разбойники!
— Тогда я обязательно должен помочь вам поймать их, — воодушевляюсь я. — Со мной люди, мы справимся вместе.
Барон давится своей слюной и кашляет, но крыть ему нечем.
— Э… да, ваше высочество!
Не прошло и часа, как все отряды были подняты на ноги. Управились бы раньше, но я старался помешать процессу. Мне надо было потянуть время — и я своего добился.
Барон как раз садился на коня, когда в ворота стучат — и Джек кидается мне в ноги с воплем:
— Защиты и справедливости! Прошу королевской милости!!!
Барон багровеет, но как-то вмешаться уже не может.
Есть такой обычай. Действительно, всякий человек перед лицом короля, или кого-то из членов его семьи, да и принц тоже подойдет, даже бастард, может пасть на колени и просить королевского суда.
И король обязан его рассудить.
Только вот — как?
До Бога высоко, до короля далеко, может и так быть, что его величество не с той ноги встало. Или с утра запором маялось. Вот и прикажет под плети.
И ничего не скажешь — сам попросил.
А что милость кривой оказалась… ну что ж, судьба.
Так что последнее время никто не рискует. Тем более дядя не очень хорошо относится к смердам, считая, что тем надо знать свое место…
Но Джек-то не рискует ничем. На руках он держит Изабель, глаза мечут молнии, лицо такое, что на месте барона я бы сейчас в ров залез и окопался…
— Ваше высочество, правом королевской крови рассудите нас!!!
Барон и вякнуть не успевает, как я спрыгиваю с коня.
— Я, Александр Леонард Раденор, правом крови и рода обещаю тебе…
— Джек из рода Норрет.
— Обещаю тебе, Джек из рода Норрет, суд честный, скорый и справедливый. Назови своего обидчика.
— Барон Пантин!
Я перевожу взгляд.
— Барон?
— Да ложь это, ваше высочество!
— Что — ложь?
— Все!
Я картинно задумываюсь. Во дворе наступает такая тишина, что слышно даже, как воробьи гадят. Все примолкают. Исторические события твориться изволят.
— Ну, давайте выслушаем обе стороны.
Первым высказывается Джек, рассказывая ту историю, которую я уже слышал.
Вторым — барон.
Медовары, оказывается, были должны ему денег, причем дикую сумму. Так что он просто взял свое. А жена уважаемого Норрета… ну-у… попала под раздачу. Бывает. Он компенсирует! Хотите сто золотых?
Ну ладно.
Сто двадцать.
Джек хватается за меч, я поднимаю руку.
— Барон, так медовары были вам должны?
— Да, ваше высочество.
— Расписку.
— Э?.. А…
— Мы сейчас с вами поднимемся в ваш кабинет, и вы мне предъявите их расписку. Не под честное же слою вы деньги давали?
— А… именно что под честное слово…
— Неправда! — вот тут голос уже подает Изабель. — Отец никогда никому ничего должен не был! Барон просто хотел секрет нашего меда…
Я киваю:
— Ага. Расписки нет. Ваше слово против слова медоваров, так?
— Ваше высочество! Но я дворянин!
— Я тоже! — рявкает Джек. — Только не первый сын, но кровь в моих жилах не менее благородна, чем в твоих, мерзавец!
Я ухмыляюсь. Это тоже было оговорено.
— Тогда пусть вас рассудит Божий суд.
И об этом мы с Джеком переговорили заранее. Время было.
Никто и чихнуть не успевает, как я нахожу взглядом местного холопа и махаю ему рукой: