— Я тревожусь за Мэгги.
Как доктор и ожидал, при этом имени вид у пациентки сделался удивленный, растерянный. Он решил не отступать.
— Вероятно, нам придется ее увести.
Белла оттопырила нижнюю губу. Ее подбородок уткнулся в шею, а глаза наполнились влагой.
— Ты же этого не хочешь, правда, Белла? Ты никому этого не пожелаешь. Нельзя, чтобы это повторилось.
— Они сделали мне больно, — пролепетала она детским голоском.
— Больше никто не сделает тебе больно. И Мэгги тоже. Если ты мне поможешь. Поможешь мне?
— Как?
— Белла, не притворяйся, что не знаешь. Есть кто-то, с кем я должен поговорить. При условии, что ты ее впустишь.
Белла яростно замотала головой.
— Если ты не поможешь мне, Мэгги уведут. И это произойдет у тебя на глазах. Потому что ты и есть Мэгги, правда, Белла?
Она продолжала яростно трясти головой. Де Санг опасался еще одного припадка. Но он знал, что ему нужно подобраться к раздвоению личности.
— Может, мне называть тебя Мэгги, а, Белла? Или звать тебя Беллой? А может, называть тебя другим именем?
Она все еще мотала головой. Доктор сунул руку в карман и достал клочок бумаги. В свое время этот клочок явно был скатан в крепкий шарик, но Де Санг разгладил и аккуратно сложил его. Когда психолог оставлял этот листок на ночь у изголовья Мэгги, тот был девственно чист. В придачу к нему Де Санг положил ручку, позаимствованную у Эми.
— Кое-кто был так любезен, что подсказал мне имя, — проговорил Де Санг. — Взгляни, что тут написано. Это твое имя? Может, мне называть тебя Аннис?
[2]
Женщина перестала трясти головой, она резко откинулась в кресле, раскинув руки. И потеряла сознание.
С доктора градом катился пот. Прежде чем продолжать, он вытер лицо носовым платком.
— Белла. Белла, я знаю, ты меня слышишь. Пожалуйста, слушай мой голос. Ты знаешь — я здесь, чтобы помочь. Белла, я сосчитаю до пяти, а когда сосчитаю до пяти, то прикоснусь к тебе, и ты расслабишься. Один, два, три, четыре, пять.
Де Санг дотронулся до лба женщины, и она испустила глубокий-глубокий вздох, по-прежнему не открывая глаз.
— Это хорошо, Белла, это очень хорошо. Теперь следуй за моим голосом. Я собираюсь погрузить тебя еще глубже. Глубже. Надо, чтобы ты вспомнила. Наверное, все это было еще до тебя, Белла, задолго до тебя. Вспомни, что было до тебя. Как это было. И когда я верну тебя назад, то ты будешь уже не Беллой и не Мэгги. Ты вспомнишь.
— Да.
Внезапный ответ застал психолога врасплох. Она почти перешла на шепот. Глаза ее были закрыты, но голова слегка изменила свое положение на подушке. Женщина облизала губы и судорожно сглотнула.
— Аннис?
Она не ответила, продолжая облизывать губы и судорожно, как будто через силу, сглатывать. А потом:
— Да.
— Аннис. Ты вела нас за собой в танце.
— В танце? — все еще шепотом.
— Кто ты?
— Я Аннис. Я всего лишь маленькая птица.
— Ты пугаешь людей. Маленького Сэма.
Она продолжала с трудом сглатывать.
— Ты причиняешь людям боль.
Она открыла глаза и посмотрела на него. В глазах ее сверкнула вспышка, испугавшая Де Санга.
— Это они сделали мне больно. Они сделали больно. Она ловила ртом воздух.
— Ты хочешь пить, Аннис?
Она кивнула, и он протянул ей стакан воды. Она обхватила стакан пальцами и стала судорожно пить.
— Кто ты, Аннис?
— Целительница. Я никому не вредила. Священники. Они пришли за мной.
— Как Белла.
— Белла слабая.
Она снова закрыла глаза. Де Санг взял у нее стакан.
— Аннис? Аннис? Слушай меня, Аннис.
Но она не отвечала. Она тяжело дышала, грудь ее заметно поднималась и опускалась, а из горла доносилось слабое дребезжание.
Потом она сказала:
— Ты священник.
— Нет, — возразил Де Санг. — Я целитель. Как ты.
— Нет, ты священник. Новые слова. Новые боги.
— Едва ли ты знаешь меня, Аннис.
— Нет. Я знаю тебя. Ты был там. Ты был священником. И Аннис ушла, а Мэгги проснулась, дрожа всем телом.
43
Эш погрузился в раздумья. Визиты к Мэгги, которые неохотно позволял ему Алекс, не убедили его в том, что она чувствует себя лучше. В этом вопросе их с Алексом мнения совпадали. Эш решил навестить старую Лиз, потому что больше ему не с кем было поделиться. Он изливал ей свою тревогу в таком возбуждении, что стучал пальцами о чашку с чаем.
— Да, дела, — сказала Лиз, когда он выговорился.
Он сидел под ее старинными часами, маятник раскачивался из стороны в сторону, а негромкое тиканье разгоняло тишину. Хозяйка пожевала щеку и погладила собаку.
— Да уж, дела. Ты ведь очень по ней тоскуешь, верно? — спросила она, — Что же ты так легко ее уступил?
— Мне вовсе не было легко, Лиз. Но дети — она погибала в разлуке с ними. К тому же в глубине души она любит Алекса, я знаю, что любит. И хотя ей так не казалось, я стоял между ними.
— Очень уж ты хороший, Эш. Иногда люди бывают такими хорошими, что даже слишком.
— Она больна. Сильно больна.
— А как насчет того, кто ее посещает? Что ты о нем скажешь?
— О психологе? Не знаю. Она ему доверяет. Но возможно, этого недостаточно.
— Она верит ему, да? — уточнила старая Лиз, призадумавшись.
— Что вам известно, Лиз?
— А сколько ты мне заплатишь? — расхохоталась Лиз.
Гость усмехнулся, но хозяйка не услышала в его смехе особой радости. Она чопорно встала и взяла у него чашку.
— Ох, до сих пор все кости ломит после той прогулки.
Она взяла из кладовки бутылку бузинного вина и налила им по стаканчику.
— Уж я-то знаю, — пробормотала она, — ту, которая завладела Мэгги и не отпускает. Я ее видала.
— Видала? Что значит — «видала»?
— Она все вокруг детей ошивалась. Однажды была и в моей кладовке. Видала я ее, можешь не сумлеваться.
— Вы говорите о той, что зовется Аннис?