Сходя с моста, он улыбнулся и поднялся по ступеням до эспланады, проходившей под старыми конторскими зданиями. Раньше ему было бы стыдно за все это: за то, что он поскользнулся, причем на глазах у людей, за то, что получил удар снежком, после того как доверчиво обернулся на окрик, за то, что мужчина и женщина стали свидетелями его неприятностей. Когда-то он мог бы пуститься за этими сопляками – по крайней мере, для того, чтобы напугать их. Но не теперь.
Он остановился на эспланаде, у киоска с горячими напитками, заказал кружку бульона и оперся о прилавок. Зубами стащив с руки перчатку, он взял дымящуюся кружку, чувствуя кожей ее тепло, затем подошел к перилам, сел на скамейку и медленно, маленькими глотками стал пить бульон. Продавец в киоске, слушавший радио, стал вытирать прилавок и закурил керамическую сигарету, висевшую у него на шее.
В спине по-прежнему ощущалась тупая боль от падения. Он улыбался, глядя на город сквозь пар из кружки с бульоном.
«Так тебе и надо», – сказал он сам себе.
В отеле ему вручили записку: его хочет видеть господин Бейчи, после ланча за ним пришлют машину, если он не возражает.
– Замечательная новость, Чераденин.
– Что ж, пожалуй.
– Ты перестанешь наконец уже быть пессимистом?
– Я всего лишь говорю, что не стоит обольщаться. – Он лег на кровать и принялся разглядывать роспись на потолке, продолжая разговор со Сма по крохотному приемопередатчику. – Встретиться с ним, может, и удастся, но вряд ли будет хоть малейший шанс вытащить его оттуда. Может, он впал в маразм и при виде меня скажет: «Привет, Закалве. Как всегда, с Культурой против этих неудачников?» Тогда вам придется спасать мою задницу. Так?
– Не волнуйся, спасем.
– Когда я все же его вытащу – если вытащу, – вы по-прежнему хотите, чтобы я направился к обиталищам Импрен?
– Да. Придется воспользоваться модулем. Мы не можем рисковать, сажая «Ксенофоб». Если тебе удастся выкрасть Бейчи, они объявят состояние наивысшей боевой готовности и нам не удастся незаметно приземлиться или стартовать. А если нас заметят, то мы восстановим против себя все Скопление.
– А сколько лететь до Импрена на модуле?
– Два дня.
Он вздохнул.
– Что ж, думаю, это нам по силам.
– Ты готов начать действовать сегодня, если придется?
– Да. Капсула зарыта в пустыне и заряжена. Модуль спрятан в ближайшем газовом гиганте – ждет того же сигнала. Если у меня заберут приемопередатчик, как с тобой связываться?
– Ну вот, – сказала Сма. – Мне страшно хочется сказать: «Я же сто раз говорила» и послать к тебе ракету, разведывательную или ножевую. Но сделать это мы не можем. Местные локаторы способны засечь перемещение ракеты. Мы можем разве что вывести на орбиту микроспутник и начать пассивное сканирование, то есть наблюдать. Если спутник увидит, что ты попал в передрягу, мы пошлем сигнал на капсулу и на модуль. Другой вариант, как это ни смешно, – пользоваться телефоном. У тебя уже есть не внесенные в телефонную книгу номера «Авангардного»… Ты меня слышишь? Закалве?
– Да-а?
– У тебя есть эти номера?
– Да-да.
– Еще вариант: у нас есть линия связи «космос – земля» в местной службе срочной помощи. Наберешь три единицы и крикнешь оператору: «Закалве!» – мы услышим.
– Теперь я совершенно спокоен, – выдохнул он, покачивая головой.
– Не волнуйся, Чераденин.
– Когда это я волновался?
Подъехала машина – он увидел ее из окна. Он спустился. Из машины вышел Моллен. Он жалел, что был без скафандра, – но вряд ли его в таком виде впустили бы в зону повышенной усиленной охраны. Он взял свой старый плащ и темные очки.
– Добрый день.
– Добрый день, Моллен.
– Хорошая погода.
– Да.
– Куда мы направляемся?
– Не знаю.
– Но вы же поведете машину.
– Да.
– Значит, вы должны знать.
– Пожалуйста, повторите.
– Вы должны знать, куда мы направляемся, раз вы поведете машину.
– Прошу меня извинить.
Он стоял у машины. Моллен держал для него дверь открытой.
– По крайней мере, скажите, далеко ли меня повезут? Если это надолго, то мне нужно кое-кого предупредить.
Дюжий Моллен нахмурился, его лицо перекосилось так, что шрамы на нем сложились в странный рисунок. Он задумался, какую кнопку на аппарате нажать, и облизнул губы, сосредоточиваясь. Значит, язык ему все же отрезали не в буквальном смысле.
Скорее всего, у Моллена были неполадки с голосовыми связками. Но почему его хозяева не поставили своему слуге искусственные связки или не нарастили новые? Не исключено, что они предпочитали прислужников с ограниченными возможностями для общения: ругать начальство в этом случае не очень-то легко.
– Да.
– Что «да» – далеко?
– Нет.
– Вы уж выберите что-нибудь одно.
Он стоял, положив руку на открытую дверь, нисколько не волнуясь, что грубо обращается с седоволосым. Он хотел проверить встроенный словарь Моллена.
– Прошу меня извинить.
– Значит, это довольно близко? В пределах города?
Иссеченное шрамами лицо снова исказилось гримасой. Моллен задвигал губами, напустил на себя извиняющийся вид, нажал новую комбинацию кнопок.
– Да.
– В пределах города?
– Возможно.
– Благодарю.
Он сел в машину. Это был другой автомобиль – не тот, что прошлым вечером. Передние сиденья от салона отделяла перегородка. Моллен тщательно пристегнулся, потом нажал на педаль газа, и машина плавно тронулась. Немедленно в хвост им пристроились еще две машины и при выезде с территории отеля остановились, блокируя путь автомобилям журналистов, которые рванулись следом.
Он наблюдал за птицами высоко в небе – крошечными точками, – как вдруг небо стало исчезать. Поначалу он решил, что справа, слева и сзади поднимаются специальные защитные экраны, но потом увидел пузыри: между двойных стекол заливалась черная жидкость. Он нажал кнопку связи с водителем и закричал:
– Эй!
Черная жидкость поднялась уже до половины двойной перегородки между ним и Молленом – как и до половины всех наружных стекол.
– Да? – сказал Моллен.
Он ухватился за ручку двери – та открылась, и внутрь хлынула струя холодного воздуха. Черная жидкость продолжала подниматься.
– Это что еще за штучки?
Он увидел, как Моллен аккуратно нажимает кнопку на своем аппарате, но тут шофера не стало видно за черной жидкостью.