– Можно мне осмотреть ваше жилище, Мишель? – вежливо спросила Мэгги. – Убедиться, что все в порядке.
– Хотите с ним познакомиться? – неожиданно поинтересовалась Мишель.
Мэгги была озадачена. В бланке о втором жильце ничего не говорилось.
– У вас есть друг? – уточнила она. – Я с радостью с ним познакомлюсь.
Мишель прошла вперед и открыла дверь, за которой раньше находилась главная задняя комната дома, не выходящая на улицу. Мэгги проследовала за хозяйкой и вдруг почувствовала, как что-то коснулось ее лица. Сначала она подумала, что это пыль. Ей даже пришло на ум сравнение с поездом метро, бросающим теплый песок в лицо. Но тут звук стал громче, и она поняла, что это не пыль, а мухи, густое облако мух!
Увидев сидящего на диване мужчину, она сначала растерялась. Очертания предметов перед глазами расплылись, и она не сразу смогла сообразить, что происходит, словно воспринимала все сквозь толщу воды или сквозь сон. Безумие какое-то! «Неужели на нем водолазный костюм – синий, в крапинку, немного порванный водолазный костюм?» – спросила она себя и удивилась, почему глаза у мужчины такие желтые и мутные. А потом принялась судорожно искать свой телефон, и уронила его, и внезапно поняла, что пальцы ее не слушаются, она не может заставить их поднять телефон с грязного ковра, потому что никакой это был не костюм, а обнаженная, вздутая, лопнувшая плоть, и что он мертв. Мертв уже давно.
Глава 2
– Февраль, – заявила Саша, обходя лужу, – нужно отменить.
Они с Фридой шли по улице, застроенной современными офисными зданиями, такими высокими, что загораживали небо, отчего сумрачный день казался еще сумрачнее. Вокруг все было черным, серым и белым, словно на старой фотографии: однотонные дома, холодное чистое небо; мужчины и женщины, главным образом мужчины, проходящие мимо них, несли тонкие сумки с ноутбуками, держали наготове зонтики и были одеты в строгие костюмы и пальто. Единственным цветным пятном на этой картине оказался красный шарф, обмотанный вокруг шеи Фриды.
Фрида двигалась стремительно, и Саше, хотя она была выше ростом, приходилось прилагать определенные усилия, чтобы не отстать от нее.
– И вторники тоже, – продолжила она свою мысль. – Февраль – худший месяц года, намного хуже, чем январь, а вторник – худший день недели.
– А я-то думала, что это понедельник.
– Вторники хуже. Они такие… – Саша сделала паузу, пытаясь придумать, какие именно бывают вторники. – Понедельник похож на прыжок в ледяную воду, но вы испытываете одновременно потрясение и возбуждение. Во вторник вы все еще сидите в воде, но потрясение улетучилось, и вам уже просто холодно.
Фрида оглянулась, отметив зимнюю бледность, придававшую Саше еще более нездоровый вид, чем обычно, хотя это совершенно не портило ее необычной красоты, которая была заметна, несмотря на тяжелое пальто и туго стянутые на затылке темно-русые волосы.
– День не задался?
Они свернули за угол бара и почти сразу же вышли на Кэннон-стрит, полную размытых пятен – красных автобусов и такси. Начал моросить дождь.
– Не совсем. Просто одна встреча продолжалась дольше, чем нужно, потому что кое-кому слишком нравится слушать собственный голос. – Саша внезапно остановилась и огляделась. – Терпеть не могу эту часть Лондона, – заявила она, но не сердито, а словно только что поняла, где именно очутилась. – Когда вы предложили прогуляться, я подумала, что вы хотите пойти к реке или в парк. Я просто поверить не могу…
Фрида замедлила шаг. Они как раз проходили мимо крошечной огороженной лужайки, заросшей крапивой и кустарником.
– Здесь когда-то была церковь, – сказала Фрида. – Ее уже давно нет, конечно, и кладбища тоже. Но это место почему-то уцелело; возможно, о нем просто забыли. Это кусочек чего-то другого.
Перегнувшись через ограду, Саша уставилась на разбросанный по лужайке мусор.
– А теперь сюда приходят, чтобы покурить.
– Когда я была маленькая, лет семи-восьми, отец однажды свозил меня в Лондон.
Саша внимательно посмотрела на Фриду: она впервые упомянула члена своей семьи, впервые заговорила о детских воспоминаниях. За время, прошедшее с момента их знакомства, Саша поведала Фриде почти всю историю своей жизни: рассказала об отношениях с родителями и безответственным младшим братом, о любовных интрижках, о друзьях, о том, что она скрывала, но что неожиданно выплыло наружу, – но жизнь Фриды по-прежнему оставалась для нее тайной.
Они познакомились чуть больше года назад. Саша пришла к Фриде как пациентка, и она все еще помнила их единственный сеанс психотерапии, когда она рассказала Фриде – шепотом, не смея поднять глаза и встретить пристальный взгляд терапевта, – как переспала со своим врачом. Точнее, как врач переспал с ней. Это была настоящая исповедь: ее грязная тайна заполнила тихую комнату, но Фрида, немного наклонившись вперед в своем красном кресле, выказала ей такое внимание, что сразу убрала жгучую боль стыда. Выходя из комнаты, Саша чувствовала себя измученной, но очищенной. Только со временем она узнала, что после сеанса Фрида прямиком направилась в ресторан, где психотерапевт обедал с женой, и ударила его, создав вокруг себя хаос и разбив посуду. В результате она оказалась в полицейском участке с забинтованной рукой, но психотерапевт отказался выдвигать против нее обвинения и настоял на том, что сам оплатит нанесенный ресторану ущерб. Позже Саша, работающая генетиком, вернула Фриде долг, устроив тайное проведение теста ДНК на улике, которую Фрида раздобыла в полицейском участке.
Они подружились, но эта дружба не походила ни на какую другую, с которой Саше приходилось сталкиваться. Фрида ни разу не упомянула своего бывшего, Сэнди, с тех пор как он улетел работать в Америку, а в тот единственный раз, когда Саша сама спросила об этом, Фрида подчеркнуто вежливо заявила, что не желает это обсуждать. Больше они не затрагивали таких тем. Обычно Фрида говорила об архитектуре, о каком-нибудь странном факте из истории Лондона, который стал ей известен. Время от времени она приглашала Сашу на выставку, а иногда звонила и спрашивала, может ли она пойти погулять. Саша всегда отвечала, что может. Она готова была отменить свидание или сбежать с работы ради того, чтобы следовать за Фридой по улицам Лондона. Она чувствовала, что таким необычным образом Фрида выказывает ей доверие, что, сопровождая ее во время прогулок, она, возможно, немного снимает остроту одиночества подруги.
Теперь она ждала, когда же Фрида продолжит, прекрасно понимая, что ее лучше не торопить.
– Мы пошли на Смитфилдский рынок, и тут он внезапно заявил, что мы стоим прямо над чумной ямой, а под ногами у нас лежат сотни людей, погибших от «черной смерти». Что здесь случайно откопали несколько трупов, и ученые сделали анализ их зубов.
– Он что, не мог отвести вас в зоопарк? – удивилась Саша.
Фрида покачала головой.
– Я тоже ненавижу эти здания. Мы могли быть где угодно. Но существуют крошечные кусочки, от которых забыли избавиться, неожиданные пустыри тут и там, названия дорог: Треднидл-стрит – Швейная улица, Вордроб-террас – Гардеробный переулок, Каукросс-стрит – улица Бычий брод. Воспоминания и призраки.