Глава 48
За два дня до Нового года, ледяным, безветренным днем, когда иней покрыл окна машин и крыши домов, Фрида проснулась даже раньше обычного. Она долгое время лежала в темноте, потом наконец встала, оделась, спустилась вниз, сделала себе чашку чая, который выпила, стоя у двери черного хода и глядя на свой маленький внутренний дворик, где все стояло в замерзшей неподвижности. Через четыре дня она вернется на работу. Новый год…
Уже много дней, с тех пор как газеты и телевизионные каналы отпраздновали возвращение Мэтью Фарадея, ее не отпускали мысли о Кэти Райпон – той, которую им не удалось спасти, той, за которую она несла ответственность. Ночь за ночью Фриде снилась Кэти, и, просыпаясь, она мысленно видела перед собой эту девушку. У Кэти было приятное лицо, проницательное и пронизанное самоиронией. Ее, хоть и непреднамеренно, но послали на смерть, к порогу дома Дина Рива, за которым ее засосало в черную дыру. Что ей пришлось испытать? Что она почувствовала, поняв, что все кончено, что никто не придет ей на помощь? От таких мыслей Фриду охватывала тошнота, но она заставляла себя думать об этом снова и снова, словно таким образом могла взять на себя часть боли и страха Кэти Райпон. Двух похищенных детей удалось спасти, но в вопросах жизни торг неуместен. Жизнь – слишком дорогая штука. Фрида понимала, что никогда не сумеет простить себя. И еще она понимала, что история не будет закончена, пока тело Кэти не найдут, пока ее родители не обретут возможность похоронить ее и по-настоящему оплакать свое великое горе. И что раз тело до сих пор не нашли, то, скорее всего, уже не найдут никогда.
Наконец, отвернувшись от окна, Фрида приняла решение, а приняв его, стала действовать стремительно: надела длинное теплое пальто и перчатки, выскочила из дома, поехала на метро до станции Пэддингтон, где села в поезд. Пассажиров почти не было, если не считать нескольких человек с чемоданами. Она не хотела слишком тщательно продумывать свои дальнейшие действия. По правде говоря, на самом деле она не знала, что собирается предпринять.
Третий терминал Хитроу был переполнен. Как и всегда. Посреди ночи, на Рождество, в феврале, когда дни самые серые и унылые, и в июне, когда они свежие и радостные, во времена процветания и спада, во времена горя и ликования люди всегда куда-нибудь летят. У стоек регистрации извивались длинные очереди: семьи с кучей багажа; маленькие дети с лихорадочным румянцем на щеках, грустно сидящие на гигантских чемоданах; одиночки с независимым и самоуверенным видом. Миниатюрная негритянка медленно толкала перед собой моечную машину, не поднимая глаз с пола и словно не замечая движущуюся вокруг толпу, сердитых мужчин с такими большими животами, что их едва сдерживала ткань рубашек.
Фрида внимательно посмотрела на доску информации о вылете. Нужный ей самолет улетит только через два с половиной часа. Регистрация еще не началась, хотя люди уже становились в очередь. Фрида направилась к киоску, где торговали кофе, булочками и другой снедью, и купила себе стакан горячей овсянки, густой и сливочной, а потом села на скамью с мягким сиденьем, откуда открывался прекрасный вид.
Сэнди опаздывал. Она никогда не путешествовала с ним, но догадывалась, что он из тех, кто всегда появляется в последнюю минуту и ничуть по этому поводу не переживает. Для человека, покидающего родину на неопределенное время, у него было мало багажа – впрочем, возможно, он переслал вещи морем: всю свою красивую одежду, огромные книги по медицине, кастрюли и сковородки с утяжеленным дном, ракетки для игры в теннис и сквош, картины, которые раньше висели у него на стенах. К стойке регистрации он подошел с двумя скромными сумками в руках, на плече висел ноутбук. Он был в черных джинсах и куртке, которую Фрида раньше у него не видела. Возможно, он купил ее специально для поездки. Сэнди был небрит, черты его лица по сравнению с тем, когда они виделись в последний раз, заострились. Он казался усталым и озабоченным, и, когда Фрида заметила это, сердце у нее сжалось. Она привстала, но тут же снова опустилась на скамью, глядя, как он протягивает пограничнику паспорт. Она увидела, как он вежливо кивнул и поставил сумки на движущуюся ленту транспортера.
Она представляла этот момент и бесчисленное количество раз прокручивала его в уме. Как она положит руку ему на плечо, и он обернется. Как, увидев ее, просияет от радости и облегчения. Они не станут улыбаться: некоторые чувства слишком глубоки для улыбок. Но вот он уже отошел от стойки, а она по-прежнему сидела не шевелясь. Он замер на мгновение, словно позабыв, куда собирался, но потом с решительным видом стремительно двинулся к выходу на летное поле – шагая широко, словно ему внезапно захотелось покинуть это место как можно скорее. Вот она видит его спину. Вот он исчезает в потоке пассажиров. Фрида поняла: если она не встанет с места, он уйдет – уйдет в свой новый мир без нее. Все будет кончено.
Она встала. Грудь ей сдавило странное чувство – тяжелой печали и мрачной решимости. Она поняла, что ее место здесь – в этой холодной, ветреной, перенаселенной, консервативной стране; в этом многолюдном, грязном, шумном, никогда не засыпающем городе; в маленьком домике на боковой, мощенной булыжником улочке, который она превратила в свое убежище; в этой единственной точке на карте, где она чувствовала себя почти на своем месте. Она развернулась и пошла прочь из аэропорта. Она возвращалась домой.
Роковой вторник
Глава 1
Мэгги Брэннан то шла, то бежала по Детфорд-черч-стрит. Одновременно она разговаривала по телефону, читала материалы личного дела и искала адрес в справочнике. Сегодня уже второй день недели, а значит, она на целых два дня выбилась из графика. И это не учитывая пациентов, доставшихся ей от коллеги, которая надолго ушла на больничный.
– Нет, – сказала Мэгги в телефон и посмотрела на часы. – Я попытаюсь успеть на встречу до того, как вы закончите.
И она положила мобильный в карман. Ей не давали покоя мысли о вызове, с которого она возвращалась. Трехлетний ребенок с ушибами. Подозрительными ушибами, как заметил врач в отделении экстренной помощи. Мэгги поговорила с матерью, осмотрела ребенка, проверила квартиру, где они жили. Квартира произвела на нее ужасное впечатление: сырая и холодная, но необязательно опасная. Мать ребенка утверждала, что друга у нее нет, и хотя Мэгги все равно заглянула в ванную, бритвы она там не обнаружила. Еще женщина твердила, что ребенок свалился с лестницы. Именно так говорят те, кто бьет своих детей, но трехлетние дети действительно часто падают. Мэгги провела там всего лишь десять минут, но проведи она там даже десять часов, разница невелика. Если бы она забрала ребенка, то судебное разбирательство, скорее всего, закончилось бы ничем, а сама Мэгги получила бы взыскание. Если бы она не забрала ребенка, а его бы потом обнаружили мертвым, началось бы расследование; ее бы уволили, а возможно, и выдвинули бы против нее обвинение. Поэтому она не стала ничего предпринимать. Серьезных причин для беспокойства нет. Скорее всего, ничего страшного не произойдет.