– Куда?
– На его левую руку.
У среднего пальца отсутствовал верхний сустав.
– Возможно, это врожденное.
– Как по мне, очень похоже, что его отрезали, и рана не успела нормально зажить, – возразил Карлссон.
Иветта сглотнула, прежде чем ответить. Нет, ее ни в коем случае не должно стошнить!
– Не знаю, – сдавленно произнесла она. – Трудно сказать. Немного похоже на кашицу, но, возможно…
– Общее разложение, – закончил за нее Карлссон.
– Да.
– Которое происходит быстрее из-за жары.
– Крис сказал, что, когда они прибыли, здесь был включен обогреватель.
– Вскрытие все покажет. Но судмедэкспертам надо поторопиться.
Карлссон посмотрел на треснувшее стекло в окне, на гниющий подоконник, на тонкие оранжевые занавески… Здесь тоже были вещи, собранные и отсортированные Мишель Дойс: картонная коробка со смятыми, очевидно, использованными носовыми платками; ящик, наполненный крышечками от флаконов духов с цветной маркировкой; банка для варенья, где хранились обрезки ногтей – маленькие желтеющие полумесяцы.
– Давай убираться отсюда, – заявил он. – Поговорим с ней и с женщиной, которая это нашла. Мы можем вернуться позже, когда его заберут.
Когда они вышли из помещения, как раз появились криминалисты, привезя с собой прожекторы и камеры, защитные маски, химикаты и общую атмосферу профессиональной компетентности. Карлссон вздохнул с облегчением. Они уберут весь ужас, превратят кошмарную, кишащую мухами комнату в хорошо освещенную лабораторию, где предметы станут данными и будут классифицированы.
– Какая ужасная смерть! – заметил он, когда они вернулись на улицу.
– Да кто он, черт возьми, такой?
– С этого мы и начнем.
Карлссон оставил Иветту разговаривать с Мэгги Брэннан, а сам пошел к машине, где сидела Мишель Дойс. Ему было известно только, что ей пятьдесят один год; что ее недавно выписали из больницы после осмотра, не давшего никакого определенного заключения о ее умственном здоровье; что она живет на Говард-стрит уже месяц и соседи на нее не жаловались. Сегодня Мэгги Брэннан посетила ее впервые: она замещала коллегу, которая не могла прийти раньше, потому что находилась в отпуске по болезни с октября прошлого года.
– Мишель Дойс?
Она обратила на него взгляд своих невыразительных глаз – почти таких же невыразительных, как у слепца, – и ничего не ответила.
– Я главный инспектор Малком Карлссон. – Он замолчал, ожидая ответа. Она только моргнула. – Полицейский, – добавил он.
– Издалека приехали?
– Нет, не особенно. Но я должен задать вам несколько вопросов.
– А вот я приехала очень издалека. Можете спросить, вам подтвердят.
– Это важно.
– Да. Я знаю.
– Мужчина у вас в квартире…
– Я его развлекала.
– Он мертв, Мишель.
– Я чистила ему зубы. Мало кто из моих друзей может сказать это о своих гостях. И он пел для меня. Как звуки реки ночью, когда собака перестала лаять и крики и плач стихают.
– Мишель, он мертв. Мужчина у вас в квартире мертв. Мы должны узнать, как он умер. Вы можете сообщить мне его имя?
– Имя?
– Да. Кто он такой? Кем он был?
Вопрос, похоже, озадачил ее.
– Зачем вам его имя? Можете спросить у него сами.
– Это очень важно. Кто он?
Она уставилась на него: сильная, бледная женщина со странными глазами и крупными красными руками, которые плавали в воздухе, делая неопределенные жесты, когда она говорила.
– Он умер у вас в квартире, Мишель? Это был несчастный случай?
– У вас на зубе щербинка. Знаете, я очень люблю зубы. Я храню все свои старые зубы под подушкой на случай, если они придут, и несколько зубов других людей, но их мало. Они мне очень редко попадаются.
– Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю?
– Он хочет от меня уйти?
– Он умер.
Карлссону нестерпимо хотелось прокричать это, использовать слово как камень и разрушить ее непонимание, но он сдержался.
– В конце концов все уходят. Хотя я так стараюсь.
– Как он умер?
Она что-то бормотала, но он не смог разобрать слов.
Крис Мюнстер составлял предварительную оценку остальной части дома. Такая необходимость вызвала у него резкую неприязнь: это совершенно не походило на обычное уголовное расследование, поскольку здесь речь шла о людях, оказавшихся в безвыходном положении, превратившихся в невидимок. В комнате наверху было полно иголок: сотни, нет, тысячи использованных иголок покрывали пол, и сначала он подумал, что это какой-то узор. Собачьих экскрементов здесь тоже хватало – в основном, старых и уже успевших затвердеть. Что еще? Запачканные кровью тряпки. Один тонкий матрац с отвратительными пятнами почти в самом центре. В данный момент Крису было все равно, кто именно убил мужчину в нижней квартире. Ему просто хотелось освободить всех обитателей дома, поджечь его и выскочить на улицу, вдохнуть немного чистого воздуха, и лучше бы – холодного. Он словно вывалялся в грязи, причем не только снаружи, но и внутри. Как люди могут так жить? Тот толстяк с испещренными красными прожилками глазами и мертвенно-бледной кожей пьяницы, не способный произнести и пары слов, с трудом удерживающий в равновесии свою огромную тушу на тоненьких ножках. Или тощий владелец собаки, со следами уколов на руках и покрытым струпьями лицом, который усмехался, постоянно чесался и толкался поблизости. Может, это его комната, его иглы? Или, возможно, это комната мертвеца. Пожалуй, так оно и есть. Мертвец окажется частью этого хозяйства из ада. Чертов владелец! Их запихнули сюда, несчастных неудачников, – тех, с кем общество не знало, что делать, на чье лечение в бюджете не предусмотрено средств, поэтому их бросают на произвол судьбы, а полиции приходится все зачищать. Если бы только общественность знала, думал Крис, скользя по шприцам своими тяжелыми ботинками, если бы только она знала, как такие отщепенцы живут и как они умирают!
Глава 4
Карлссон направлялся на совещание по делу, когда встретил комиссара Кроуфорда. Тот вел беседу с высоким молодым человеком в костюме густого синего цвета и ярком галстуке, украшенном оранжево-зеленым орнаментом. На носу у него были слегка великоватые очки в черной оправе. Все в нем, начиная с идеально ровного пробора и заканчивая остроносыми зелеными туфлями, кричало об ироничности.
– Мэл, – окликнул его комиссар, – у тебя есть минутка?
В ответ Карлссон молча поднял папку, с которой шел на совещание.
– Это насчет тела в Детфорде?
– Да.