— Очень противно оказалось совсем не уметь колдовать! — резюмировала Кекки, раскурив трубку и выпустив изо рта сразу нескольких дымных драконов, столь впечатливших нас в исполнении патрульного. — Я и так-то не ахти какой великий мастер, будем честны. Но когда вообще ничего не можешь, это такой ужас! Заранее ясно, что мне будет сниться, если какой-нибудь лютый враг нашлёт на меня проклятие, обрекающее на ночные кошмары. Как будто я стою посреди города и ни зов кому-то послать, ни трубку раскурить, ни даже забытый кошелёк из дома позвать не могу.
— Фырурыры! — отозвался с потолка Нумминорих.
Рот его был забит зелёным бутербродом, но судя по интонации, он просто хотел выразить согласие: «И не говори».
— Ты давай жуй поскорей, — сказал я, задрав голову. — И рассказывай уже, чего там нанюхал. Я не железный. А от любопытства иногда умирают, точно тебе говорю.
— Я не знаю, как это описать, — признался Нумминорих, отчаянно взмахнув огрызком своего зелёного бутерброда. — Всё это время сижу и подбираю слова. Даже на хохенгроне
[25]
пытался сформулировать, чтобы потом вам перевести. Ничего не получается! Понимаете, запах этого места — он… Он даже не то чтобы именно запах. Запах отсутствия запахов? Запах жизни, в которой не существует запахов, а я никогда не был нюхачом и даже вообразить, будто такое бывает? Или даже запах отсутствия жизни? Единственный запах, который сможет обонять моё мёртвое тело, когда я умру? Ох, надеюсь, что всё-таки нет! Но не знаю, как ещё объяснить, на что это было похоже.
— А другие запахи при этом остались? — спросил я. — Травы, земли, камней, растений, Кекки, которая была рядом, людей, ходивших по этой улице раньше? Мой, когда я пришёл? Ну вот всё, что ты обычно ощущаешь?
— Да, конечно, — ответил Нумминорих. И, подумав, добавил: — Но они ничего не меняли. Немного раздражали, и всё. Не имело значения, чую я их или нет. Вообще ничего не имело значения, даже тот факт, что я — это по-прежнему я, никуда не делся, даже не умер пока. Но это, кстати, тоже раздражало, причём довольно сильно. Как будто я себе вру и сам это понимаю. И стыжусь.
— Не нравится мне это, — мрачно сказал Кофа. — И чем дальше, тем меньше нравится. Хотя, казалось бы, куда ещё… Однако особняк Кауни Мары в самом центре круга. Что, собственно, неудивительно.
— Какого круга? — заинтересовался Нумминорих.
Вместо Кофы ему ответил я:
— Участок, где нет магии, имеет форму круга. И этот жёлтый дом, где я тебя нашёл, в самом центре. То есть, если бы существование амулетов, отменяющих магию, не было многократно доказано лучшими умами Соединённого Королевства, он бы несомненно нашёлся в комнате, где я тебя застал. Может, кстати, ещё и найдётся. Учёные иногда ошибаются.
— Было бы неплохо, — вздохнул Кофа. — Нет такого предмета, который нельзя уничтожить. Гораздо хуже, если окажется, что таковы теперь свойства самой земли в том месте. Впрочем, тогда его можно просто обнести высоким забором и обходить десятой дорогой до скончания времён.
Я не стал говорить ему, что откладывать решение этой проблемы до скончания времён никак нельзя. Пусть хоть кто-нибудь думает, что как минимум один выход у нас есть в любом случае. И пусть это будет сэр Кофа Йох, если уж не получается устроить, чтобы так думал я сам.
Вместо этого я спросил всех троих сразу:
— А чей это дом? Кто хозяин? Там сейчас кто-то живёт? Это его арендовала леди… как её, Кофа?
— Ауна Стакк, — ответил он. — Нет, на её имя арендован другой дом. Самый маленький и дешёвый. То есть, для Старого Города действительно совсем недорогой. Кстати, никаких сведений о леди Ауне Стакк я до сих пор не раздобыл. Это, скорее всего, означает, что имя вымышленное. Впрочем, мои агенты продолжают проверять, возможно окажется, что я ошибаюсь. Но вряд ли это так уж важно: половина совершеннолетних граждан Соединённого Королевства хотя бы раз в жизни снимала квартиру под вымышленным именем. Чаще всего для любовных встреч, иногда для нелегальной торговли, а порой просто ради возможности уединиться там, где тебя гарантированно никто никогда не найдёт. Некоторым людям тайна нужна как воздух, ради острого ощущения свободы, которое испытываешь в те моменты, когда никто в Мире не знает, где ты сейчас находишься, как выглядишь, и как тебя зовут. Лично я это очень хорошо понимаю.
— И я тоже, — эхом откликнулся я.
— Особняк Кауни Мары! — нетерпеливо напомнила Кекки. — Жёлтый дом! Это же тот Кауни Мара «Повелитель кухонь», у которого ножи?
— Тот самый. Впрочем, мастерской уже давно в равных долях владеют его дети, сын и две дочери. А сам Кауни, передав дела наследникам, отправился путешествовать и пропал без вести на севере Чирухты; по словам сопровождавших его спутников, старик решил отправиться на границу Пустой Земли Йохлимы. В одиночку, потому что других таких безумцев не нашлось, а уговоров он не слушал. Нашим землякам, впервые выбравшимся за пределы Соединённого Королевства, трудно бывает поверить, что ветер может оказаться по-настоящему опасным — подумаешь, ветер! У нас с Хурона по весне тоже вон как дует, и ничего, живём. А что хищные ветры Пустой Земли Йохлимы любят раздирать на части тела неосторожных путников — так кто в такие детские байки поверит? Напрасно, кстати, не верят, но тут ничего не поделаешь. Вот и Кауни Мара не вернулся из своей развлекательной поездки. Всем было примерно понятно, что с ним случилось, но по закону он считался пропавшим без вести, поскольку тела не нашли, и наследникам пришлось ждать его возвращения целых шестьдесят лет прежде, чем они получили разрешение выставить дом на продажу. Буквально на днях, насколько я знаю, это случилось… Эй, погоди, а почему я тебе всё это рассказываю? Ты и сама должна бы знать.
Кекки недовольно нахмурилась — дескать, не могу же я знать вообще всё на свете. А я поспешно сказал, пока дело не дошло до их обычной перебранки:
— Это вы нам с Нумминорихом рассказываете. Мы-то точно ничего не знаем. И даже не должны. Так что, в жёлтом доме сейчас никто не живёт?
— Никто, — кивнул Кофа. — У младших Мара уже давно собственные особняки на Левом Берегу. Могут себе позволить. Всё-таки «Кауни Мара», лучшие поварские ножи в Угуланде. И стоят примерно как пол-амобилера за самый простой стандартный набор из семи штук, а спрос на них всё равно огромный. Собственно дом они продают не по нужде, а из сентиментальных соображений. Потому, что хотят для него хорошей судьбы. Чтобы там снова поселилась большая дружная семья, как было в их детстве. Вроде даже солидную скидку обещали покупателям с детьми. Впрочем, сейчас всё это несущественно. Факт, что дом уже долгое время пустует.
— Это не совсем так, — сдержанно возразила Кекки.
— А вот и нет! — выпалил Нумминорих.