Долго скакал Иван по Киеву. «Ох и дурак, — думал он о
себе. — поссориться с тремя былинными героями, с тремя богатырями!» Он
пришпоривал Гнедка и гнал все дальше и дальше, пока не понял, что его одолевает
сушняк. Подъехав к колодцу, Иван стал ждать.
Через полчаса к колодцу подошла красна девица.
— Красна девица! — позвал ее Иван.
Та лукаво улыбнулась.
— Дай-ка мне испить водицы, от вражьей крови
умыться, — продолжил Иван.
— Какой смешной, — фыркнула девушка и, набрав
полное ведро, изящно протянула его дураку. Второе она поставила перед Гнедком,
чем сразу завоевало его сердце.
Допив водицу, Иван икнул и спросил:
— Как звать-величать тебя, красна девица?
— Марья-искусница, — томно произнесла
красавица. — И никакая я не девица, а вовсе мужнина жена.
— То дело поправимое, — похлопав по булаве, сказал
Иван. — Ох, Марьюшка, люба ты мне! Давай, пофлиртуем легонько?
— Светло еще, добрый молодец, — остановила она его
порыв. — Что люди добрые скажут? Приходи вечером на сеновал.
— Эх, Марья. Не дожить мне до вечера, — грустно
сообщил Иван. — Вызвался я биться с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем да
Алешей Поповичем... Кранты мне.
— Да, тяжко дело, — облокотившись о колодец,
сказала Марья-искусница. — Со всеми сразу, что ль, биться будешь?
— Выходит, что так. В полдень, на Куликовом поле.
— А победить слабо.
— Слабо, — признался Иван. — Да и не
поднимется у меня на заступничков народных булава.
— Чем бы тебе помочь?.. — задумалась Марья,
доставая из кармана горсть жареных семечек и увлеченно их лузгая. —
Будешь?
— Да я больше бананы уважаю, — слабо возразил
Иван, но взял у Марьи полпригоршни семечек. — Так как насчет флирта, а?
— Приходи на сеновал, — твердо повторила
Марья. — А на поле Куликовом всякое может случится. Не вешай носа раньше
времени.
— Буду жив — приду, — вздохнул Иван и медленно
поехал на Куликово поле.
Глава вторая,
о том, что три головы хорошо, а
четыре — лучше
Прибыв на поле, Иван обнаружил, что опередил всех трех своих
противников. Будучи человеком хоть и простодушным, но не лишенным определенного
чувства юмора, Иван усмехнулся про себя: «Похоже, на тот свет я спешу больше
остальных...» Но тут же мысль его продолжилась: «Оно и понятно, потому как
противники мои — настоящие былинные богатыри, на тот свет они и не
собираются...» От догадки этой Иван приуныл и понурился.
Горестные размышления его прервало появление богатырей.
Появившись с разных сторон Куликова поля, они одновременно сошлись в его
середине и теперь озадаченно разглядывали друг друга.
— Та-ак, — нарушил тишину Илья Муромец, — что
это значит?
— Я дерусь с этим добрым молодцем, — объяснил
Добрыня, указывая на Ивана рукой и тем же движением как бы приветствуя его.
— Но я тоже дерусь с ним, — заявил Илья.
— И я, — добавил Алеша.
— А теперь, милостивые богатыри, когда вы все собрались
здесь, — поспешил прояснить ситуацию Иван, — разрешите мне принести
вам свои извинения.
При слове «извинения» лицо Добрыни затуманилось, по губам
Ильи скользнула пренебрежительная усмешка, Алеша же отрицательно покачал
головой.
— Вы не так меня поняли, — поспешил объясниться
Иван, — я прошу вашего извинения за то, что убить меня сможет лишь один из
вас троих, а значит, еще двое останутся без должного удовлетворения. Поверьте,
ежели я мог бы умереть трижды, я бы сделал это только из уважения к вам. И еще.
Хочу я попросить вас: опосля погибели моей, отправьте отцу-батюшке моему
весточку. Что, мол, полег твой сын Иван-дурак за землю нашу Русскую, —
Иван шмыгнул носом. — Но никому больше о том, как звать меня — не
сказывайте: пусть молодец Емеля, моим именем воеводе назвавшийся, так дальше и
прозывается... — Говоря это, он ощущал крайнее смущение от мысли, что
богатыри решили, будто он хотел уклониться от поединка. Потому, произнеся
вышеприведенную тираду, закончил он так: — А теперь — к делу! —
И, выхватив без дальнейших проволочек булаву, принялся угрожающе раскручивать
ее над головой.
Богатыри умиленно его разглядывали.
— Славный юноша, — заметил Добрыня.
— Не честь бы богатырская, я предпочел бы его иметь не
во врагах, а в сотоварищах, — признался Илья.
— Согласен с вами, друзья мои, — сказал
Алеша, — однако драться придется, и тут наше положение еще сложнее чем
его, — кивнул он на продолжающего со свирепой физиономией размахивать
булавой Ивана. — Не можем же мы, в самом деле, втроем наброситься на этого
бедного отрока. Как быть?
— Самым разумным будет драться с ним по очереди, —
предложил Добрыня. — Давайте посчитаемся, кому первому.
— Не пойдет! — не прекращая вертеть булавой,
выкрикнул Иван. — Первый имеет больше шансов получить удовлетворение!
Вместе деритесь, кому повезет!
— Давайте так, — высказал свой вариант
Илья, — пока он двоих не ухайдакает, драться не будем. А уж кто останется,
тот ему за всех отплатит. — С этими словами он, покорясь судьбе, закрыл
глаза и, вытянув руки по швам, замер. Не долго думая, его примеру последовали
Добрыня и Алеша.
Запыхавшийся Иван опустил булаву и обиженно крикнул:
— Вы что, издеваетесь?! Не могу же я беззащитных людей
бить!
Богатыри открыли глаза и переглянулись.
— Да-а, — протянул Илья Муромец, —
незадача...
И тут сие неестественное равновесие благородств нарушило
появление на поле необычного существа. Вообще-то, трехглавый змей на
Руси — не диковина. Ребятишки их дразнят, богатыри, прибавляя себе славы,
бьются, а особо удачливые крестьяне даже ухитряются, запрягши, пахать и
боронить на них землю. Но существо, появившееся на Куликовом поле сейчас, было
необычно как раз тем, что голов у него было не три, а четыре. Поглядывая на
явно лишнюю голову, три остальные тоскливо взревывали. Богатыри уставились на
змея.
— Не порядок, — прервал всеобщее замешательство
Илья Муромец, — нас трое, а голов — четыре. Кому-то две достанется, а
это — нечестно...
— Позвольте с вами не согласиться! — вскричал
Иван, радуясь возможности перед смертью совершить хотя бы один подвиг, —
нас не трое, нас четверо! — И выкрикнул первую часть легендарного
богатырского лозунга: — Один за всех!..
— И все за одного! — рефлекторно отозвались
богатыри и, выхватив мечи из ножен, ринулись на змея.
Бедное животное и не думало сопротивляться. Пытаясь
уклониться от острых лезвий, три его головы беспорядочно мотались из стороны в
сторону, переплетались шеями и натыкаясь на лишнюю, ошалело хлопали глазами.
Последняя же, словно выпавший из гнезда птенец, с любопытством озиралась окрест
себя до тех пор, пока булава Ивана не прекратила ее ознакомление с этим миром.
Удар раскроил зеленый череп, а еще через минуту каждый из богатырей отсек по
«своей» голове.