Ю. Буркин:
— Другу и любимой —
Юлии Студенниковой.
С. Лукьяненко:
— Присоединяюсь...
Ю. Буркин:
— Не понял!
Народ свои песни шлифует в продолжении столетий и доводит до
высшей степени искусства.
И. В. Сталин
Ты уймись, уймись, тоска,
У меня в груди,
Это только присказка,
Сказка — впереди...
В. Высоцкий
Предисловие
Три дара отца Ивану-дураку. Битва с поленьями. Кража
Иван-дурак лежал на загнетке и рассеянно перебирал руками
теплые угли. В избе было жарко, родители Ивана не экономили на дровах.
Березовые поленья весело потрескивали в печи.
Дверь со скрипом отворилась, и Иван-дурак с надеждой
встрепенулся. Но тут же, потеряв к вошедшему всякий интерес, снова опустил
голову. Вошла не мать — статная хлебосольная баба, всегда готовая порадовать
сына сахарным пряником. Вошел отец — дородный мужчина лет пятидесяти, без
малого косая сажень росту, бывший киевский богатырь, а ныне — обедневший
помещик Муромского уезда.
— Исполать тебе, батько, — приветствовал отца
Иван, продолжая ковыряться в углях.
Отец не ответил. Степенно усевшись на корточки перед сыном,
оглядел его и сказал удивленно:
— Сколько лет-то тебе, сынок?
Не заподозрив опасности, Иван-дурак стал перебирать черные,
перепачканные золой пальцы.
— Раз — тута я ходить начал, да два — заговорил,
да три — бык соседский меня боднул... десяток — тута я во первой раз
печку с места сдвинул... дюжина — девки дворовые меня приглядели...
Осьмнадцать, батько!
— Восемнадцать, — поморщился отец. — от цифры
«восемь» сие число происходит... Ну да ладно, как ни кличь, а большой ты стал у
меня.
Иван-дурак часто закивал, усаживаясь возле печки на
корточки. Отец редко проявлял такое внимание к непутевому сыну, и дурак был
польщен.
А отставной богатырь погладил Ивана-дурака по кудрям и
проникновенно произнес:
— Накину я службу на тебя, Иванушка. Заматерел ты,
хватит тебе печь пролеживать да пол просиживать. Поедешь к славному князю
Владимиру, Русь от врагов беречь.
— Батько! — пролепетал Иван. — Да ведь...
— Силушкой Бог тебя не обидел, — продолжал тем
временем отец, — весь в меня, не отпирайся, не даром так же —
Иваном — зовут! Чего головой крутишь?! Нет силы? А кто вчера печь по избе
двигал, местечко где не дует выискивал?! А потом еще мамке врал, мол, тут она
всегда и стояла!.. Эх!..
Уличенный Иван-дурак опустил голову и жалобно произнес:
— Глупый я, батько... Не счесть толком, не буквы
растолковать... Ой, не надо! Некультурно поступаете, папа!
Иван-отец тем временем извлек из-за печи две потрепанные
книжки. Одну большую с красными петухами на обложке и надписью: «Аз, Буки,
Веди». Другую поменьше, с заголовком: «Как вести себя богатырю русскому, или
Моральные присказки, стихами составленные, из былин надерганные.»
— Думал, не заметил я? — укоризненно спросил
бывший богатырь. — У отца родного книжки упер и врет еще! Что в «Моральных
присказках» о вранье сказано?
— Не должон богатырь врать родному батьке,
брату-богатырю, да князю Владимиру... — хмуро процитировал дурак.
— А я те кто? Коль не забыл...
— Батько...
— Еще?!
— Брат-богатырь.
— Еще?!
Иван поднял голову, поморгал и тихо спросил:
— Неужели... князь Владимир?
— Дурак! Я тебе еще батько-богатырь! Неужто забыл, как
моя хворостина порет?
— Не забыл, батько, — нервно потирая ладони о
суконные штаны, признался Иван-дурак.
— То-то, — поднял палец отец. Затем откашлялся,
почесал затылок и сказал: — Сын мой! Сегодня поедешь ко двору князя
Владимира. Ни с кем не водись, окромя братьев-богатырей, да Владимира Красно
Солнышко. Приключений не ищи, дурака они сами найдут. Научил я тебя булавой
махать, так послужи теперь земле Русской. С собою могу дать тебе лишь три вещи:
пятнадцать рублей серебром, коня знатного, да совет богатырский. Совет такой: с
размаху булава сильнее лупит.
Иван-дурак покивал с благодарностью.
— Напоследок прибавлю, — продолжал
Иван-отец, — при князе Владимире найди Микулу Селяниновича. Когда-то мы с
ним соседние пашни пахали. Только пошел в Киев, на службу государеву, а
я — в имение удалился...
На минуту отставной богатырь задумался, критическим взглядом
окидывая избу... Потом вздохнул и закончил:
— Отдашь Микуле грамотку сию, да помочь попросишь. «Так
и так, — скажешь, — хочу быть богатырем, как вы с папой...»
И после слов этих вручил Иван-отец сыну булаву фамильную,
нежно шлепнул по загривку и благословил.
Долго ехал Иван в Киев-град. Не потому, что дороги были
плохи, и не потому, что далек был путь от Мурома до столицы. А потому, что не
хотелось дураку появляться перед Микулой Селяниновичем безвестным просителем.
Куда лучше прийти, например, с отрубленной головой Змея Горыныча за плечами
или, на худой конец, с Соловьем-разбойником под мышкой. Потому Иван выбирал
самые кривые дороги, заглядывал в каждый трактир и выспрашивал про местную
нечисть.
С нечистью на Руси было плохо. Богатырей в последнее время
развелось столько, что поголовье Горынычей резко упало. Лишь однажды блеснул
Ивану луч надежды: назвавшийся Сусаниным пожилой мужичок пообещал провести его
к самому логову Лиха Одноглазого. Иван начистил до блеска отцовскую булаву,
быстренько перелистал главу «Лихо — не беда» из «Моральных присказок» и
отправился в путь. Мужичок долго водил его по болотам, потом махнул рукой и
признался, что сам заблудился. Иван в сердцах отодрал мужика осиновым прутом,
после чего стал искать Лихо сам. Но наткнулся лишь на покосившуюся древнюю избу
с выбитыми окнами и выломанной дверью. На стене было выцарапано: «Проверено.
Лих нет. Богатырь Попович».
Заночевав в избушке, Иван в самом тоскливом расположении
духа отправился прямиком до Киева. Деревушки окрест дороги становились все
больше, выбор в трактирах все богаче, и даже деревенские мужички выглядели
порой сытыми и довольными. Молодые девки лукаво подмигивали статному и молодому
дураку.
Иван несколько приободрился. Что ж, пусть и не довелось ему
прибыть в Киев прославленным богатырем, ничего. Ведь и сам Алеша Попович не
сумел найти лиха на дороге из Мурома в Киев! Все еще впереди!
Так думал дурак, поглаживая висящую на поясе булаву. И, как
ни странно, не ошибался.