– Что? – засмеялся женский голос, по которому Ангелина без
труда узнала маркизу д’Антраге. – Пять тысяч аршин тафты для сельскохозяйственных
орудий?! Плуги под парусом? Нонсенс!
– Вы столь же умны, сколь очаровательны, сударыня, – ответил
тот же мужской голос. – Эта нелепость поразила и меня. Я не мог забыть того
разговора Леппиха с императором, при коем присутствовал: изобретатель уверял,
что для воздушного шара ему необходимы именно пять тысяч аршин тафты.
«С императором? – глухо стукнуло сердце Ангелины. – О
Господи Всеблагий, да уж не с Наполеоном ли Бонапартом?! Но каким образом здесь
мог очутиться человек, который накоротке с этим супостатом?!»
– Словом, я ринулся в Воронцово, – продолжал рассказчик, и
Ангелина вся обратилась в слух. – Никакой фабрики земледельческих орудий там,
разумеется, не было. Мне удалось дознаться, что здесь находится секретная
фабрика для изготовления новоизобретенных пушечных снарядов, и ее охранял
сначала полицейский унтер-офицер с шестью солдатами, а потом стража была
многажды усилена.
– Даже и эти сведения, месье Ламираль, могли быть бесконечно
полезны императору, – сказала маркиза. – Вы же совершили истинное чудо!
– Да уж, – поддакнул новый мужской голос: пронзительный,
неприятный. – Не будь я Пьер де Сен-Венсан! Услышав имя Леппиха, император
сначала не мог сдержать усмешки. «Что? Сумасшедший немец Франц Леппих? –
воскликнул он. – Безумец, получивший в британских войсках чин капитана? Он
хочет завоевать мир, но для этого, пожалуй, надо быть только капралом!
[24] Он и
мне досаждал своими бреднями, да я выгнал его. Леппих переметнулся в Германию и
обратился к русскому посланнику при штутгартском дворе, предложив свои услуги
России. Неужели Александр клюнул на эту приманку?!» Такова была первая реакция
императора, но ваше новое донесение повергло его в шок.
– Да, Леппих оказался человеком, устремленным к воплощению
своих химерических замыслов. Его увлеченностью двигался сей проект и
трудолюбием русских, следует отдать им должное! Когда мне удалось добыть копию
описания «Леппихова детища», как называл его Ростопчин в секретном письме
государю, я был вне себя от бешенства. Как мог император оказаться таким
недальновидным!
Маркиза д’Антраге осуждающе вскрикнула, а чей-то тяжелый
голос, еще не слышанный Ангелиной, произнес с угрозою:
– Придержите язык, Ламираль! Порочить великое имя я вам не
позволю!
– Не позволите? – истерично выкрикнул тот. – Да кто вы
такой, Моршан? Грязный доносчик, шпион! Вы не давали хода моей информации,
зная, что император не сможет оставить ее без внимания, а значит, обратит
благосклонный взор на меня. Это было вам нестерпимо! Будь ваша воля, император
и по нынешний день не узнал бы о новом оружии, пока зажигательные снаряды с
летательной машины Леппиха не посыпались бы на Париж!
– Все это сказки! Сказки русских старух! – заносчиво
пробурчал Моршан.
Какое-то мгновение царила тишина, потом маркиза холодно
произнесла:
– Не будьте идиотом, Моршан!
– Сударыня! – рыкнул тот. – Благодарите Господа, что вы
принадлежите к слабому полу...
Он не договорил – его перебил Ламираль:
– Роскошный помещичий дом в селе Воронцове был превращен в
мастерские. Перед окнами висела раззолоченная гондола и расписные крылья. Я
видел это. Видел, как осторожно наполняли горячим воздухом огромный шар. Движением
крыльев его можно было направлять во всякую сторону. Летательная машина могла
поднять до сорока человек и ящики с разрывными снарядами...
[25]
Ламираль говорил еще что-то, но Ангелина уже не слышала.
Так, значит, Меркурий не бредил! И загадочный груз,
доставленный несколько дней назад на сотне подвод, не что иное, как чудесная
летательная машина. Все эти снаряды, сброшенные с высоты на неприятельскую
армию, могли произвести в ней страшное опустошение! Неудивительно, что француз
говорит об этом так встревоженно!
Ангелина вдруг поняла, что бородача убили вместо Меркурия,
теперь она в этом не сомневалась! И на капитана покушались, потому что он тоже
был связан с «лодкой-самолеткой». А опрокинувшаяся карета? Меркурия вон еще
когда хотели убить, и не окажись поблизости Фабьена, кто знает, какая участь
ждала бы и Меркурия, и саму Ангелину. Фабьен.
Это имя вернуло Ангелине способность связно мыслить. Как
могло статься, что в доме, известном своими прорусскими настроениями, какие-то
люди (и в их числе подруга ее матери!) упоминают Наполеона не с осуждением, а с
восхищением, запросто обсуждают военные тайны русских? Кто они?
Чуть раздвинув портьеру, Ангелина ухитрилась заглянуть в
комнату. Она увидела маркизу д’Антраге, а еще трех тех самых рослых баб, которых
несколько минут назад впустил сюда лакей, в вольных позах рассевшихся по
креслам и говорящих мужскими голосами!
– Не могу больше! – пророкотала басом одна из «баб», сдирая
с головы платок. – Я умираю от жары!
Узнав по голосу Моршана, Ангелина сунулась вперед, чтобы
получше разглядеть его лицо, но нечаянно наступила на портьеру, споткнулась...
И представила, как она сейчас ввалится в эту комнату... И пока она
балансировала, ослепленная этим ужасным видением, чьи-то руки вдруг вцепились в
ее плечи и так дернули, что Ангелина резко развернулась и оказалась плотно
притиснутой к чему-то твердому и теплому, а ее готовый закричать рот был зажат
чем-то горячим.
Целая вечность прошла, прежде чем Ангелина поняла: она
прижата к мужскому телу, а к ее рту – мужские губы.
* * *
Из этого плена Ангелина не могла высвободиться. Сознание ее
то гасло, то прояснялось, и во время этих просветлений она понимала, что, не
разжимая объятий, не прерывая поцелуя, ее ведут, подталкивают куда-то, и она
подчиняется незнакомцу не только потому, что нет сил сопротивляться. Она
мечтала умереть в этих объятиях, она боялась только одного, что ноги подогнутся
– и ей волей-неволей придется оторваться от этих губ, перестать вдыхать дикий,
чуть горьковатый и пряный запах этого тела – запах ветра, травы, леса – запах
страсти!
Безвольно отступая, Ангелина на что-то наткнулась, и в тот
же миг сильные руки приподняли ее и посадили.