Калейдоскоп. Расходные материалы - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнецов cтр.№ 115

Вот так заканчивается лето любви – на песчаных пляжах Южной Калифорнии, на улицах Чикаго, в садах подмосковных дач, на мостовых Парижа и Праги. Угасают шестидесятые, умирает безумное и праздничное десятилетие, растворяется в сумерках последняя утопия ХХ века.

На другом конце света бородатый длинноволосый мужчина дает последние указания своей Семье, а Миша со Светой опять собираются ложиться, но снова скрипит калитка, шумят шаги, они думают: что, опять Олег? – но как раз наоборот, это Настя, заплаканная и перепачканная, сразу начинает рыдать, говорит, что это она, она все испортила, она дура, она недостойна таких друзей, повела себя как мещанка, вот именно, очень точное слово – мещанка, да! Потому что они же все друзья, они же любят друг друга, столько раз об этом говорили, и ей самой нравилось, что они все вместе, и Олег, и Леночка, и Миша, и, конечно, Тата. Она ведь сама ее сюда пригласила, Тата – ее лучшая подруга, какая тут может быть ревность? Но вот… словно затмение какое-то нашло, и ей, Насте, так стыдно, что она все это наговорила, просто не могла уже больше молчать, ведь все время, все время приходилось себя сдерживать, потому что, конечно, Тата – ее лучшая подруга, и вообще – ревновать глупо, это все знают, но она не могла больше, ведь даже неизвестно, от кого у Таты ребенок, Тата ей не говорит, а по срокам, между прочим, всё как раз сходится, вот она и должна, должна была сказать Олегу, но что же ей теперь делать, когда она всё разрушила, а ведь было так хорошо!

Настя плачет, Миша обнимает ее и снова вспоминает ночь, когда они дотемна играли в бадминтон, и вытирает Настины слезы, и говорит: знаешь что, давай ты у нас останешься? Я тебе в родительской спальне постелю, там кровать большая, тебе понравится. Настя, всхлипнув, соглашается, и Миша ведет ее в эту самую родительскую спальню, а Светка идет к себе и, как только ложится в кровать, сразу засыпает, потому что уже поздно, она устала, и всю ночь Светка спит так крепко, что даже сны ей не снятся, а если и снятся – она их утром не вспомнит, и неудивительно, ведь утром она проснется от резкого крика, даже не крика, нет, визга, воя, она такого даже в кино не слышала – ведь тогда в России не показывали фильмы ужасов.

В России – ранее утро, а в Калифорнии – ночь, и, значит, три девушки и один парень уже подъезжают к дому 10050 по Сьело-драйв, и на двери один из них скоро напишет слово «свинья». Конечно, никто из нас об это мне знает, мы только слышим крик, и Светка бежит во двор, сталкивается с Мишкой, а там, снаружи, посреди поляны катается по земле Настя – воет, кричит, плачет, – и они даже не сразу разбирают слова, хотя что может быть понятней, чем эти два слова, это не про любовь объяснять младшей сестре, да уж, ничего нет проще этих двух слов – Тату убили! – хотя все равно невозможно такое понять и поверить тоже невозможно.

Даже сейчас, спустя много лет, старожилы хорошо помнят эту историю. Неохотно рассказывают, разве что под утро, когда последняя бутылка почти пуста, все спят и лишь самый упорный гость еще подливает хозяйке, и ей понятно, к чему он клонит, чем вот-вот закончатся эти посиделки, – и если хозяйка хочет и спать одна уйти, и гостя не обидеть, она выпивает еще пятьдесят и рассказывает эту историю.

Это история про компанию молодых людей, первых советских хиппи, которые жили здесь вот такой коммуной, ну, сам понимаешь, секс-драгз-рок-н-ролл, и оргии, небось, тоже, ну, в смысле групповуха. И одна девочка от кого-то из них забеременела, понятно, никто не знал от кого, ДНК-анализа тогда не было, но, если честно, все думали на одного парня, сына академика Борджевского. Игорь его звали… нет, не Игорь, Олег, точно. Все на него думали с самого начала, а как все случилось, совсем стало ясно, он-то в бега и ушел, когда ее убили, то есть ее убили ночью, а утром, когда тело нашли, его уже и след простыл.

Тут обычно гость забывает про свои романтические планы, ну да, история такая неприятная, выпито много, да и ночь на исходе, забывает и спрашивает что-то вроде: а как девушку убили-то? – и хозяйка расскажет, с бóльшими или меньшими подробностями: перерезали горло, вспороли живот, выкинули младенца, вся дача в крови была, едва ли не на стене что-то написали, но тут хозяйка не уверена, может, и путает. Зато точно знает: дом потом снесли, отмывать никто не хотел, столько кровищи. А этот Олег, ну, сын академика Борджевского, он исчез наутро, я же говорю.

– А друзья его… ну, эти хиппи?

– А что друзья? Они, конечно, его искали. Они же не верили, что он убийца. Как такое может быть – умненький мальчик, из хорошей семьи, всеобщий любимец. Кто ж поверит?

Ну да, они стали его искать – но не сразу. Потому что сначала вызвали милицию, дали показания, ответили на вопросы, ну, обычные вопросы типа «Когда и где вы познакомились с покойной?», «В каких были отношениях?», «Где может быть Олег Борджевский?» и все такое прочее.

Потом их, конечно, отпустили, и вот они стоят на крыльце райотдела милиции, Лена, Миша, Настя и Светка. Солнце в зените, времени часа два, пыльная улица, идут со станции люди, авоськи, портфели, сумки, всё как всегда – и тут Миша кричит: «Я хочу знать, кто ее убил!!!» – а Света думает, что это уже совсем не важно, кто. Какая разница, Таты больше нет, и ее ребенка тоже, и маленькое сердце, стук которого она так хорошо помнит, уже никогда не будет биться. Пожалуй, думает Света, это к лучшему. Ничего хорошего его не ждало в этом мире.

Они идут по улице, и соседи снова смотрят из-за штакетника, на этот раз, наверное, думают что-то вроде доигрались! или даже вот оно чем кончается… – ну, в смысле про длинные волосы и короткие юбки, и сначала они, все четверо, бесцельно бродят по улицам, а потом начинают проверять то одно, то другое место, хорошо бы найти Олега раньше милиции, ну, чтоб он глупостей не наделал, и все такое, а потом кому-то приходит в голову пойти на пристанционный пруд, взять лодку и сплавать на остров, хотя, конечно, вряд ли Олег стал бы там прятаться, да и вообще непонятно, как бы он туда добрался без лодки, Миша вот – другое дело, к.м.с. по плаванью, озеро переплыть – раз плюнуть, непонятно только, говорят они это вслух или думают, но вот лодка тыкается носом в берег, Миша выскакивает и кричит: «Олег, ты тут?» – и тогда из кустов поднимается Олег, очки разбиты, лицо в крови, губы трясутся, и Света не может поверить, что была влюблена в него все лето, примерещилось, наверное, вот и мама говорит – переходный возраст, а Миша осторожно шагает ему навстречу и говорит: Ну, ты что, чувак? – волны пруда плещут, светит августовское солнце, и голос Олега дрожит, когда он отвечает:

– Это я ее убил, я!

* * *

Сделав два шага по песку, женщина останавливается. С трудом балансируя, снимает левую туфлю, затем правую. Светлая юбка плещется у колен, как волны вокруг прибрежных камней, наполовину погруженных в воду, вот тут, совсем рядом, всего несколько шагов.

Пустынный пляж – и женская фигура у кромки прилива. Туфли в руках, влажный песок под босыми ступнями, соленый воздух щекочет ноздри. Волна за волной заливает щиколотки, ей кажется – море целует пальцы, обнаженные, освобожденные. Кажется: море ласково лижет, нежно проводит влажным огромным языком, колышется, опадает ажурным кружевом, словно сброшенное белье – белое, голубое, бирюзовое.