Калейдоскоп. Расходные материалы - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнецов cтр.№ 114

Что они, с ума посходили, что ли? Усадили Тату на пень и прыгают вокруг нее, с хохотом и визгом. На себя бы лучше посмотрели: мокрые, грязные, у девушек платье прилипло к телу, считай, его и нет вовсе – все видно, и трусы, и грудь. Надо же, эти идиотки сегодня не надели лифчики, при их-то размерах! Леночке и Насте, видать, все равно, что ребята пялятся на их соски, а она, Светка, прикрывает свою маленькую грудь ладошками, стоит, обхватив себя руками, прижавшись к шершавой, мокрой коже сосны, смотрит на брата и его друзей, молча злится.

– Слушайте, – кричит Тата, – у меня прекрасная идея! Мы – в одной большой душевой, принимаем самый лучший, самый природный душ. Так что вы как хотите, а я раздеваюсь.

И после этого действительно стаскивает мокрое платье, и Светка видит, какой у нее на самом деле большой живот, просто огромный, а сама она – совсем худенькая, можно сказать, только бюст и живот. Ну хорошо, еще волосы, роскошные рыжие волосы – но сейчас мокрые, не роскошные и даже не рыжие, а скорее бурые.

– Уф! – говорит Тата. – Хоть вздохнула свободно. Так, по-моему, даже теплее!

И снова усаживается на свой лесной трон, мокрая и довольная.

– Светка, – кричит Миша сквозь шум дождя, – что ты там стоишь одна, как Золушка? Иди к нам!

Светка качает головой – нет, не пойду, еще разок попросите, я тогда подумаю.

Но просить ее никто не собирается – Миша и Олег с гиканьем бросаются к ней, и – раз-два взяли! – подхватывают и волокут, словно кавказскую пленницу. Светка брыкается и визжит, но ей уже не обидно, а смешно, вот и Леночка с Настей кричат: сюда, сюда, Света милая, Света, Света, Светик, цветик-семицветик, давай к нам, мы тебя обнимем, мы тебя согреем, иди, иди к нам! – они кричат, а Тата только смеется, сидит на своем пне, ноги расставила, живот почти лежит на коленях, так нагнулась вперед, тянет к Свете руки, манит – сюда, мол, сюда!

И вот вчетвером мы несем Свету к Тате и кричим:

О лесная богиня, богиня летнего луга, внезапной грозы, мокрой одежды, твоей наготы! Прими под свою защиту это невинное дитя, свет наших очей! Ты видишь – она заблудилась в твоем лесу, вымокла до нитки под твоим дождем, ее напугали твой гром и твои молнии, она забыла о твоей божественной любви! Прими же ее в лоно свое, будь с ней добра и ласкова!

И мы опускаем Свету к Татиным ногам, и Тата простирает к ней руки, и прижимает ее мокрую голову к нагому животу своему, невинному, чистому, добела омытому потоками небесной воды, а Света замирает и сквозь шум дождя, раскаты грома, смех и крики слышит тихое тук-тук-тук.

Это бьется сердце Татиного ребенка.

До конца лета осталось не так уж долго. Как и все шестидесятые, оно закончится раньше календарного срока. Что еще нам осталось успеть, что еще мы забыли?

Что мы вспомним, как найдем в себе силы вспоминать это лето?

Ну, например, мы вспомним, как дождь шел несколько дней, мы никуда не выходили, собирались утром у Мишки со Светой или у Насти с Татой и весь день играли в разные игры. В какие? В самые простые, обычные дачные игры. В лото. В шарады. В черное-и-белое-не-называть. А потом кто-то из нас придумал новую игру, в Декамерон.

Мы играли, будто снаружи – чума, мы не можем выйти из дома (ведь так, собственно, и было, пойти нам совершенно некуда) и, как герои Боккаччо, мы рассказываем истории. Кто-то предложил: пусть это будут вымышленные истории, не случаи из жизни, не пересказ прочитанных книг, нет, истории, придуманные нами для нас, нами про нас, и пусть каждый постарается утащить в свою историю кого-нибудь из слушателей. Не в одной, так в другой появится умник-очкарик, мускулистый спортсмен, длинноногая блондинка, невысокая, склонная к меланхолии темноволосая девушка, ну и, конечно, рыжая красавица, иногда беременная, а иногда – уже нет.

Это была прекрасная игра, и истории были самые разные – смешные, грустные, даже страшные. Но мы не уверены, что вспомним сейчас хоть одну.

Когда нам надоедало, мы играли в высадку на Луну. Тата ложилась на спину, а мы из дальнего угла кидали бумажные самолетики на ее живот, огромный и круглый, как Луна. И тот, кому удавалось так рассчитать скорость и направление полета, чтобы самолетик лег на Татин живот и не упал, даже когда Тата начинала смеяться, – тот мог подойти и осторожно двумя пальцами пройтись по поверхности Луны, приговаривая: маленький шаг для маленького ребенка, большой шаг для большого человечества.

Почему-то нам казалось – это очень смешная игра.

А потом дождь закончился, мы вышли на улицу и стали придумывать игры для улицы, ведь старые игры уже никуда не годились, мы готовились жить в новом мире, мире, предназначенном для Татиного ребенка. И потому в наших новых играх не могло быть победителей и проигравших, не было разницы, кто первый, кто последний. Правила были очень простые – и вместе с тем сложные, каждый мог поменять или дополнить их в любой момент, надо было только сказать об этом.

Когда кончилось наше лето, мы забыли и эти игры – кроме одной, да и то мы не уверены, что в самом деле играли в нее, а не услышали позднее, не подглядели в каком-нибудь фильме, не прочитали в какой-нибудь книге.

Она очень похожа на бадминтон. Мы становимся в круг, каждый берет ракетку, и мы начинаем. Правила такие же, как в обычном бадминтоне, только без волана. И потому можно отбить любой удар и продолжать не то что до двадцати или пятидесяти, а до тех пор, пока нам всем не надоедало, и мы придумывали новую игру, или шли на веранду пить чай и рассказывать наши истории, которые потом никто так и не смог вспомнить.

И вот наступает вечер 8 августа. Поздний вечер, почти ночь, все разошлись по домам, Мишка принес воды из колодца, Света помыла посуду, и они уже собираются спать, когда прибегает Олег, растерянный и взъерошенный, спрашивает: а Настя не заходила? – а Света с Мишкой отвечают: Нет, конечно, зачем ей заходить? Ты же сам пошел проводить ее с Татой до дома, а Олег бурчит что-то и хочет уйти, но Миша хватает его за руку, говорит: ты что, чувак? Расскажи, чего случилось? – и Олег еще пять минут рассказывает, что они поругались с Настей: Тата ушла спать, а они сидели вдвоем в беседке, и он сказал что-то… кажется, про Тату, а Настя вдруг заплакала, закричала ты меня больше не любишь! – и убежала, а Олег сначала разозлился, а потом помчался искать, но нигде не нашел и пришел сюда, а сейчас надо к Леночке, а потом снова к Насте, вдруг она уже дома? А если нет, то совсем не понятно, где ее искать, не уехала же она в Москву на ночь глядя?

Конечно, Миша и Света видят: Олег немножко не в себе, ну, ясно, поругался со своей девушкой, кому такое понравится? – и они предлагают пойти с ним, но Олег кричит: нет, я должен сам, только сам! – и убегает.

Он разбудил Леночку, и, конечно, никакой Насти там не было, ты, Борджевский, сдурел, что ли? Она дома уже небось! – и вот Олег вернулся к Настиной даче и, наверное, разбудил Тату и ей тоже рассказал с самого начала, про то, как поругались, как Настя убежала, а потом брякнул что-то вроде: это все из-за тебя! – и, наверное, Тата, как всегда, рассмеялась и сказала, чтобы он не валял дурака и никуда не ходил, а если волнуется, пусть останется и дождется Настю, ей, Тате, тоже будет спокойней, она боится ночевать на даче одна. И, наверное, Олег закричал, а Тата снова рассмеялась.