Сэлинджер. Дань жестокому Богу - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Бута cтр.№ 40

«К сожаленю, здесь, как и всюду на этой трогательной планете, пароль: подражание и престиж – предел мечты (on this touching planet, imitation is the watchword and prestige the highest ambition)… Из этих чудесных, крепких, во многих случаях очень красивых мальчиков мало кто достигнет зрелости. Большинство, по моему скорбному мнению (heartbraken opinion), перейдет от молодости прямо в дряхлость. Ну можно ли на это спокойно смотреть?.. И воспитатели тоже – только одно название что воспитатели. Почти всем им предназначено пройти по жизни, от рождения до смертного праха, сохраняя самые мелочные, жалкие взгляды на все, что происходит во вселенной и вне ее».

Приговор суров, а причина жалкой действительности – почти повальное безбожие, ибо «рече безумен в сердце своем: несть Бога». Бога не видно, значит, Его нет; электричества не видно в проводах, значит, его нет; мысль не видно, значит, мыслей нет; воли не видно, значит, никакой воли нет, полное безволие; атома не видно, значит… нейтрона и подавно не видно… и т. д., этот ряд можно продолжать бесконечно. Безумец, между тем, очень хитер, ему просто очень хочется, чтобы Бога не было, страстно хочется (ведь если Он есть, тогда придется отказаться от своего Я и даже в чем-то себя ограничивать). «Одеяшася неправдою и нечестием своим; изыдет яко из тука неправда их, преидоша в любовь сердца» (Пс. 72, 6-7).

Симор незаурядный стилист, и знает это. «Мне бы так хотелось написать вам простое письмо, не отягченное бременем великолепных стилистических оборотов! Боюсь, если полностью выполнять высокие требования безупречного письменного стиля, я совсем перестану узнавать в написанном самого себя, вашего сына и брата. Здесь, кажется, проглядывает будущее проклятие моей жизни, но я приложу все старания и буду надеяться на почетное доброе перемирие».

Внезапная вспышка яростного гнева (в лагерной жизни бывают разные ситуации) сменяется глубоким покаянием: «Я бы, надеюсь, в решающий момент все-таки справился с этим преступным порывом, но следует, увы, помнить, что струйка опасной неуравновешенности бежит по моим жилам, точно маленький бурный поток, и нельзя на это закрывать глаза… Простой дружеской молитве она не поддается. Тут от меня требуется упорная, неотступная работа, и слава Богу, а то я бы стал молиться какому-нибудь святому слабачку, чтобы он вмешался и навел за меня порядок там, где я набезобразничал» (пример работы над собой).

Из Писания известно, что мир во зле лежит, и Симор подтверждает эту истину.

«Помимо спорта и коллективных игр у нас вообще тут чисто случайно набралось немало верных друзей до гроба. Но вы, в трудной роли наших любимых родителей, Бесси (имя матери. – Б.К), пожалуйста, постарайтесь смотреть некоторым фактам в лицо и не прятать голову перед кое-какими просматривающимися истинами. Говорю вам вот сейчас прямо и определенно, а вы запомните и без всяких ахов и охов сохраните в глубинах памяти впрок на будущее, что, пока не наступит конечный час наших жизней, уйма народу будет приходить в бешенство и кипеть злобой при одном появлении наших лиц на горизонте (вместе с Симором в лагере находился и его 5-летний брат Бадди, тоже с удивительными способностями, а люди, как известно, завистливы, фарисеи предали на смерть Христа, прежде всего, из зависти. – Б.К.). При одном только виде наших лиц, заметьте, я уж не говорю о своеобразных и часто несносных наших личностях! Это было бы даже немного смешно, если бы за мою короткую жизнь мне не приходилось уже многие сотни раз наблюдать такую ситуацию с тоской и душевной мукой (они губят свои души злобой, и для подлинного христианина – это тоска и душевная мука. – Б.К.). Остается только надеяться, что, продолжая день за днем улучшать и совершенствовать свои характеры, успешно искореняя всякую настырность, показное тщеславие и избыточную эмоциональность (too dammuch emotion), а также и ряд других свойств, в корне никуда не годных, мы в конце концов перестанем с первого взгляда и даже просто понаслышке возбуждать в других людях столько ненависти и смертельной вражды… Только ни в коем случае не позволяйте из-за этого мраку затмить ваши души. Сколько зато на свете всевозможных радостей и утешений! Ну видели ли вы когда-нибудь других таких неустрашимых крепышей, как ваши два отсутствующих сына? Разве среди яростных вихрей и собирающихся бурь наши молодые жизни не остаются чудесным незабываемым вальсом? Может быть, даже, если вы на минутку постараетесь дать волю воображению, тем единственным вальсом, который сочинил Людвиг ван Бетховен на смертном одре!»

И, несмотря на то, что в мире так много зла, жизнь прекрасна и удивительна, что снова подвигает на гимн Творцу, повторяет неоднократно Симор.

«Нас со всех сторон окружают приключения и романтика, заботливо наседают интересы и увлечения; и никогда я не видел, благодарение Богу, чтобы мы оказались беззащитны перед равнодушием. Разве можно пренебрегать такими дарами? А что еще поверх этой груды сокровищ?» И далее – проповедь любви.

«Талант обзаводиться множеством считанных дорогих друзей, которых мы будем горячо любить и оберегать от бессодержательного зла до конца наших жизней, а они, со своей стороны, будут в ответ любить нас и никогда не предадут без горькой душевной муки, что, уверяю вас, гораздо лучше, почетней и отрадней, чем предательство вообще без всякой муки».

Если строящийся духовный дом не будет иметь в основании фундаментом смирения, то все труды будут напрасны. Смирение – основа всего, и Симор это понимает.

«Мы, ваш сын Бадди и я, точно такие же славные, глупые и земные люди, как и все остальные ребята и воспитатели в этом лагере, и так же заботливо одарены симпатичной, глупенькой, трогательной слепотой. Боже мой, представляешь, какие перспективы и возможности лежат перед человеком, твердо и непоколебимо знающим, что он в своей основе такой же заурядный и нормальный, как все! Немного неотступного преклонения перед выдающейся красотой и внутренней порядочности, и если еще твердо верить, что мы такие же нормальные и обыкновенные, как все люди… что нам тогда помешает сделать немного добра в этой жизни?.. при условии, что мы употребим в дело все свои способности и будем по возможности соблюдать тишину?»

Призыв делать добро и соблюдать тишину полностью в христианской традиции.

По словам св. Исаака Сирина, молчание, тишина есть тайна будущего века. Православная аскеза высоко ставит молчание в духовном домостроительстве, но и дохристианские мыслители тоже высоко ценили его.

«Молчи! Иди вперед, но никому ничего не говори!» (Silence! Go forth, but tell no man!) – как сказал несравненный Цзян Сэмдап (Tsiang Samdup). – «Совершенно справедливо, – соглашается Симор, – хотя очень трудно, и никому не хочется».

Мысль об относительности наших внешних органов чувств, высказанная Симором, не нова.

«Я никогда не встречал твердых неоспоримых фактов (unassailable, respectable fact), которые не состояли бы в самом близком родстве с личными мнениями (personal opinion)… Ради сомнительного удовольствия считать что-либо в этом прекрасном, неуловимом мире твердым, неоспоримым фактом мы вынуждены, как покорные узники за решеткой, пользоваться сведениями, которые нам простодушно поставляют наши глаза, руки, уши и бедные трогательные мозги. По-вашему, это достоверные сведения? По-моему, нет. Они, конечно, умилительные, без тени сомнения, но далеко, далеко не достоверные. Мы совершенно слепо полагаемся на свидетельства личных ощущений. Знакомо вам такое понятие – посредническая инстанция (go-between)? Так вот, и человеческий мозг любезно служит для нас посреднической инстанцией. к сожалению, я от роду не способен чрезмерно доверять каким бы то ни было посредникам…»