– Иди за тот стол. Там любят слушать различные истории. Особенно если эта история о страшилище в синих одеждах. Уже более полугода о нем спрашивают всякого входящего в таверну незнакомца. Гору серебра выложили эти слушатели за угощения многих рассказчиков. Может и тебе повезет. Но могут и рожу набить. Хотя… Твоему… э-э-э… лицу уже ничем большим не навредишь.
– Страшилище в синих одеждах? – распутывая мозговые узлы, промычал все еще пьяный Юлиан Корнелиус. – Знал я одного такого. Лодочник. Я спас ему жизнь. А еще в его лодке был труп…
– Иди к ним, – махнул рукой хозяин таверны. – Мне твои выдумки не нужны. Меньше знаешь, больше живешь. Мне некогда тебя слушать.
Сидящие за столом в дальнем углу таверны, напротив, долго и внимательно слушали ученого человека. Слушали и не забывали подливать веселящий напиток. Затем бережно взяли под руки бесчувственного от выпитого вина рассказчика и бережно вынесли за порог.
Больше эти люди, как и ученый доктор с бесстыже оголенными ногами в таверну не заходили.
* * *
– Подойди. Присядь в это кресло. Ты помнишь его? Да! Это мое любимое кресло, в которое я не позволял до этого мгновения садиться никому. Я буду говорить, а ты слушай меня со всем почтением и подобострастием. Так, как полагается доброму христианину слушать наместника бога на земле!
Я сейчас подумал… Я никогда не произношу вслух своей первой мысли, но это уже не важно. Я скажу. Даже взобравшись на самый высокий трон на земле, человек все равно сидит не на нем, а на своем человеческом заду. Смешно, да? Не отвечай! Слушай!
Я уже не встаю. Моя смерть близка. Я знаю, что, почувствовав запах смерти, к святому престолу уже слетелись почти все кардиналы. Но я ни с кем не желаю говорить. Только с тобой. Ты мне неприятен, хотя, как и я, вырос на восхитительном французском вине и возмужал на крепких французских девицах. Этьен Обер! Знаменитый профессор гражданского права в Тулузе! Епископ Нойонский! Епископ Клермонский! Кому как не тебе стать моим приемником. Ты уже избрал себе имя? Молчи. Я знаю. Я говорю с тобой потому, что большинство епископов на конклаве подадут свои голоса за тебя. И тебя вознесут как Иннокентия… Какой там по счету? Ах, да! Папа Римский Иннокентий Шестой!
Ты будешь достойным папой. Умирающим часто правильно видится грядущее. А еще… Еще они могут чуть подправить это будущее. Разумеется, с условием, что они правильно все сделали. Я сделал правильно, подкупив, запугав, пообещав, и многое другое, епископов. Они будут голосовать за тебя. Ты мой выбор. А знаешь почему? Молчи. Я скажу!
В первый день моего восшествия на святой престол я, уже папа римский Климент Четвертый, сказал Господу. Не удивляйся, скоро и тебя ждут эти нелегкие беседы. Я сказал Господу: «Давай договоримся, Господи, я верю в Тебя, Ты в меня!». Не мне Господа, ни ему меня не в чем упрекнуть. Молчи, молчи… Ты можешь привести множество примеров всякого и всяческого. Но скоро ты на это будешь смотреть с большой высоты и сам себе удивляться – не все, что проще простого, так просто!
Я даже слышу твой внутренний вопрос: как мне взбрело в голову в самый разгар черной чумы объявить очередной Святой год
[124]
. И даже издать буллу
[125]
, приказав ангелам немедленно доставлять в рай любого, кто умрет на дороге в Рим или возвращаясь домой. Ты, как и многие, негодовал, зная, что в Риме собралось более миллиона человек. А на Пасху к ним присоединился еще миллион паломников, ищущих защиты от чумы. Ты проклинал меня, узнав, что только один из десяти паломников вернулся домой. Остальных погубила черная смерть. Ты наверно с особым удовольствием повторял слова какого-то остряка: «Господь не желает смерти грешника. Пусть себе живет и платит далее!»
Но сейчас твое негодование исчезнет. Я скажу тебе, за тот год прибыль римской курии
[126]
составила невероятную сумму – семнадцать миллионов флоринов
[127]
. Эти деньги я оставляю тебе! За исключением ста тысяч монет, что были похищены при перевозке золота из Рима в новую обитель святого Петра
[128]
. Сюда, ко мне, в Авиньон
[129]
. Их ищут.
Золото, золото…
В раю, где я скоро окажусь, деньги не значат ничего. Зато на земле – они все! Вера, власть, право и порядок. Без всего этого люди вернутся в состояние зверья с единственным законом – кто сильней – тот сыт! А Господь желает добра людям, поэтому он дал святой церкви право заставлять людей быть людьми. Золото – это меч и щит нашей святой церкви. А значит закона и порядка. Ты как правовед это знаешь даже лучше меня. Ты скоро найдешь способ договориться с собственной совестью во имя всех живущих и их потомков.
Но… Но!
Щит не должен слабнуть, а меч истончаться. Слишком много врагов у святой католической церкви. Мы обязаны во имя будущего нашей паствы увеличивать золотой запас церкви. Нас еще ждут великие потрясения, и мы должны быть к ним подготовлены.
Я устал. Болезнь ослабила меня. Я не буду говорить тебе о делах церковных. Многое знаешь, многое узнаешь. Главное – приведи православную ересь Константинополя и на нее смотрящих в лоно истинной католической церкви. Это единственный способ не пустить ислам в Европу. И здесь главное это золото. Да, да, я слышу… Ты готов сказать о том, что вера могущественнее золото. Но молчи. Молчи! Вера не помогла нам удержаться в святых землях. Только одна вера не остановит сарацин.
Золото, золото и золото!
Как я устал. Нет, сиди и слушай!
Я возлагаю на твои плечи то дело, которое я не сумел закончить. Дело о золоте тамплиеров! Тебе все расскажут в малейших подробностях. И о том, что после ареста магистра и его братьев по ордену так и не были найдены неисчислимые золотые клады. И это не смотря на жесточайшие пытки братьев рыцарей. И о том, что так и не удалось выяснить происхождение несметного богатства тамплиеров. А ведь до них в Европе было в десятки раз меньше золота. Откуда, из каких недр, из каких приисков черпали они сотни миллионов золотых монет? Где та земля, что поделилась богатством с рыцарями храмовниками?