Семейная педагогика. Воспитание ребенка в любви, свободе и творчестве - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Азаров cтр.№ 49

Страница

Итак, боролись две стороны: никакие не левые и правые, а два официоза (педагогическая власть и государственная пресса), а кто-то третий глядел на эту возню со стороны, точнее, сверху. И этим третьим был Отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, которому эта возня была на руку, так как свидетельствовала о видимости духовной борьбы и, в конечном итоге, утверждала коммунистические идеалы! Поэтому Отдел пропаганды поддерживал обе стороны: не вступал в борьбу с педагогической властью и не очень-то торопился одергивать государственных журналистов.

Есть здесь и третий момент, касающийся сегодняшнего дня. Грустно и тоскливо сегодня в педагогике. Идет лихорадочная борьба за власть, за кресла, за амбиции, за «кормушки», за все, что угодно, только не за педагогические истины и идеалы. Ведь что получилось? В стране вроде бы сменился режим. Говорю «вроде бы», потому что на самом деле ничего не изменилось. Если раньше был государственный капитализм, то сегодня его можно назвать частно-государственным – от этого мало что меняется. А в педагогике как жили, так и живут все те же марксистско-ленинские принципы, все те же коллективистские теории. Все ратуют за коллектив и в то же время за общечеловеческие ценности, за свободу и защищенность человека…

Первую покаянную статью я опубликовал лет тридцать назад, и ее редактировал Симон Соловейчик, возможно, самый крупный педагогический публицист. В этой статье я впервые выступил и против фанфарных макаренковских маршей, и против нивелировки личности, и против казарменного коллективизма. Я критиковал себя, и потому все были довольны. Я понял, что этот толстовский принцип самообнажения крайне надежен, и потому стал писать романы с критическим анализом собственной макаренковщины, собственной неглубины, бесчеловечности и авторитарности. Сегодня сторонники Сухомлинского (далеко не все) предлагают даже почистить учение павлышского учителя: дескать, можно безболезненно убрать из его книг все, что касается коммунизма, – и будет то, что надо. Во-первых, историю нельзя «чистить», во-вторых, Сухомлинский беззаветно верил в коммунизм. Он истово учил молодых людей: «Гордись тем, что ты гражданин первой в мире социалистической страны. Ты сын земли, на которой родился вождь и учитель трудящихся всего мира Владимир Ильич Ленин – создатель Коммунистической партии, основатель нашего советского государства, великий мыслитель, самый гуманный в мире человек… Высокое звание коммуниста-ленинца – идеал нашей морали, нашего поведения, нашего труда во имя счастья, величия и независимости нашей Советской Родины». Что самое высшее для Сухомлинского? Коммунистические святыни, которые в душе каждого учителя, пионера и комсомольца, отца и матери. Культ матери и культ доброты непременно соединен с коммунистическими святынями, добытыми великой кровью, борьбой и дорогой ценой! Дурман и чертополох (это о неугодных) надо вырвать из коммунистических цветников и выбросить их, уничтожить!.. Какой отчаянный, злобствующий маоцзедунизм, ленинизм, пиночетизм… Отсюда и яростно-оголтелые советы: «Зорко и мудро следите за тем, чтобы дети наши, подростки, юноши глубоко верили в наши идеалы, чтобы эту веру нельзя было поколебать, говоря словами Маркса, не разорвав их собственных сердец» (Как воспитать настоящего человека. Киев, 1975. С. 83). Пламенный пафос павлышского учителя был замешен на глухой ненависти. Что можно сказать о таком его завете: «Пусть в твоей душе живет вечная ненависть к врагу» (С. 25). Или: «Есть только две формы жизни: гниение и гонение». Гонение – это борьба за коммунизм, а гниение – это все, что против коммунизма. Строго по Ленину: нравственно то, что служит делу коммунизма! Свойственное нашей стране активное и безоглядное идолотворчество, бешеная истерия, направленная на то, чтобы во что бы то ни стало защищать и возводить в культ любое невежество и затем выдавать его за вершину гениальности, открытия – и какой же в этом позор! – и сколько вреда нанесла такая бездумность науке, духовному делу, каким является педагогика. В брежневскую эпоху защитники новаторов говорили друг другу: «Нельзя называть ошибки новаторов… Враги ухватятся, и это повредит демократии и прочее…» Именно в силу такого негласного сговора и получилось, что, скажем, такие педагоги, как Щетинин, любовались на страницах своих изданий собственной агрессивностью, разумеется, агрессивностью во имя справедливости и гуманизма: новатор есть новатор, ему все дозволено. И как психологически тонок его авторитаризм! Вот он увидел ученика Сеничкина, быстро подошел к нему, сжал его плечо, резко повернулся к классу, закричал, обвинил детей в безразличии, а в голове уже «пошел процесс»: «Коротким – снизу» – как молния ударила в мозгу. Все остальное было сделано автоматически… и Сеничкин негромко, но внятно сказал учителю: «Вот теперь понятно, батя…» (Щетинин. Объять необъятное. М., 1986. С. 40).

Конечно же, автор пишет о своем срыве на добротной покаянной ноте: «выдающийся педагог» понимает разницу между подлинно педагогическим и казарменно-гулаговским вариантом общения. Высказывая критические замечания в адрес Щетинина, я убежден и в том, что Михаил Петрович Щетинин, разрабатывая основы новой школы гармонического развития, принесет немало пользы педагогическому делу. Принесет непременно, если сделает в том числе и самоукорение одним из главных средств своего духовного развития.

Паразитарная тоталитарность принуждала любить диктаторский режим и продажную культуру – и все это называла патриотизмом. Истинная свобода есть духовность человека, побуждающая обогащать свободу и любовь для ближних.

В своем романе «Паразитарий» я исследовал отношения в семье, государстве, культуре. Паразитаризм – это не только умение найти того, из кого можно выбирать жизненные соки. Это и способность найти «хозяина», инициативного, творческого, который бы отдавал всю свою силу тем, на кого он работает. Паразитаризм настаивает, чтобы жертва любила кровопийцу, боготворила его.

Первыми читателями моего романа были дети. С ними я разрабатывал «Сорок заповедей Свободы и Любви», создавал живую видеопедагогику. Лейтмотивом занятий была мысль Платона: «В душе каждого отдельного человека проходят те же процессы, что и в государстве». Главный метод поисков – синтез наук, культур и искусств. Временные рамки романа – от наших дней до первого века нашей эры (58–66 годы), когда апостол Павел уже томился в подвалах прокуратора Феликса, а Нерон совершал зловещие оргии, и свет живых, из людей, костров в его садах уже высветил на многие столетия способы утверждения тоталитарности. Мы сравнивали режимы. Чему научилось человечество за последние две тысячи лет? Убийствам, подлогам, шантажам, предательствам, спокойному созерцанию того, как мир движется к катастрофам. Что было тогда на заре человечества? Острейшая борьба за власть, надувательство народа, распад империи и торжество вонючих рыночных отношений, конфискация имущества и дележ награбленного. Возвращались на родину беглецы-писатели и их произведения, широко публиковались списки лиц, замешанных в кровопролитиях, уничтожались полицейские досье, правда, историки замечали по этому поводу, что сжигалось всякое хламье, а подлинные документы – доносы – хранились. Эпидемии убийств то и дело прокатывались по империи. Евреи резали сирийцев и греков, парфяне жгли селения армян, а римские легионеры убивали иудеев. Историки свидетельствуют: еврейские кварталы в Александрии были завалены трупами, число убитых доходило до пятидесяти тысяч. Эрнест Ренан пишет: «Ничто не может сравниться с еврейской злобой, однако иудаизм извлек из своего лона идеал добра, жертвы, любви».

Страница