Красные цепи - читать онлайн книгу. Автор: Константин Образцов cтр.№ 143

— Прощай, мама, — чуть слышно прошептала она.

Потом решительно накинула обратно белое покрывало и, не оборачиваясь, вышла из лаборатории.

Коридоры морга в этот поздний час были пустыми и гулкими. Санитар из ночной смены в распахнутом синем халате катил перед собой дребезжащие трясущиеся носилки, на которых покачивалось тело, накрытое серой простыней. В районе груди на ткани проступали бурые пятна.

— Добрый вечер, Алина Сергеевна!

— Привет, Слава, — Алина остановилась и кивнула в сторону носилок. — Кто тут у тебя?

— Да вот, привезли только что. Криминальный. Ночь еще толком не началась, а уже пожалуйста… А ведь сегодня даже не выходные.

Алина откинула покрывало. На носилках лежало тело немолодого мужчины, по виду похожего на бродягу: бледное лицо покрыто редкой седоватой щетиной, длинные волосы спутались в сивые неопрятные космы, грязный поношенный свитер покрыт крупными свалявшимися катышками. На груди серая шерстяная ткань была прорвана с левой стороны и обильно пропитана кровью. Рядом с телом лежали заполненные от руки бумаги. Алина машинально взяла их и стала бегло просматривать протокол первичного осмотра.

— Одним ударом закололи, — где-то рядом бубнил санитар. — Не так часто увидишь такое. Обычно привозят всех изрезанных, исколотых, ну вы знаете, а тут кто-то профессионально бил, раз — и сразу в сердце…

— Слава, тебе бы экспертом быть, — рассеянно произнесла Алина.

Так, что тут… осмотр проведен специалистом районного бюро… время обнаружения… колотая рана в левой области грудной клетки, других повреждений и следов, свидетельствующих о предсмертной борьбе не обнаружено… личность потерпевшего…

— А я бы мог, — охотно продолжал говорить санитар Слава. — Я за три года уже столько насмотрелся, что с ходу могу определить, криминальный или нет. Вот недавно привезли одного, синюшный, во рту пена засохла, и пальцы скрючены, так я сразу сказал, что передоз, да, и потом…

Личность потерпевшего установлена: Мейлах Михаил Борисович.

Алина вздрогнула, положила назад листы протокола и стремительно пошла по коридору, на ходу вытаскивая мобильный телефон.

Гронский ответил после второго гудка.

— Привет, это я, — сказала Алина. — Не разбудила, конечно?

— Привет. Конечно, нет.

— Слушай, один вопрос. Имя Мейлах Михаил Борисович тебе о чем-нибудь говорит?

Пауза.

— В общем, да, — в голосе Гронского Алина отчетливо слышала напряжение, только не могла понять, вызвано оно ее вопросом или чем-то другим. — Оно и тебе знакомо, если ты не совсем забыла еще. Ученый. «Красные цепи». «Хроники Брана». Я рассказывал.

— Черт, точно! — Алина обернулась. Санитар все еще стоял в конце коридора рядом с носилками, в растерянности глядя на Алину. — Родион, послушай… я сейчас на работе… в общем, его сейчас к нам привезли. Мейлаха. Он мертв.

— Что случилось? — быстро спросил Гронский.

— Криминальный. В смысле он убит. Ударом в сердце, ножом или чем-то в этом роде.

— Понятно, — сказал Гронский.

И замолчал.

Алина некоторое время слушала шуршащую тишину в динамике. Вдалеке санитар Слава переминался с ноги на ногу рядом с каталкой.

— Родион? Ты меня слушаешь?

— Да, — отозвался Гронский. — Я все понял. Мейлах убит. Спасибо, что позвонила.

«Вот и поговорили», — подумала Алина. Что там опять у него происходит? Алина вдруг вспомнила, как совсем недавно разговаривала с Гронским, когда рядом с ней в комнате находились трое бандитов, и как отчаянно пыталась дать понять, насколько нуждается в помощи. Наверное, тогда у нее был вот такой же голос: напряженный, как натянутая струна.

— У тебя все в порядке?

— Да. Все хорошо.

Алина немного подумала и спросила:

— А с Кристиной удалось поговорить? Помнишь, ты собирался…

— Нет.

Снова пауза.

— Но я обязательно с ней поговорю. Очень надеюсь, что в самое ближайшее время.

И опять шелестящая тишина в трубке, подчеркивающая неловкое молчание.

— Ну ладно, — сказала Алина. — Тогда пока.

— Пока.

Алина посмотрела на мигнувший и погасший экран телефона, покачала головой и убрала трубку в карман. У нее не было сейчас ни сил, ни желания беспокоиться, думать и пытаться разгадать очередные недомолвки. Все в порядке — значит, все в порядке. А с нее на сегодня хватит.

И уже выходя из Бюро в ненастную темноту холодной ночи, морщась от летящих в лицо капель дождя и идя к машине, Алина вспомнила, что так и не сказала Гронскому о том, что несчастная Марина погибла от другого ножа и убитый им оборотень не имел отношения к этой смерти.

Жаркое солнце заливает тихую улицу ослепительным светом. Невысокие опрятные дома с разноцветными фасадами выстроились по обе стороны аккуратными рядами. У ступеней крыльца одного из них лежит молодая девушка. Побелевшее лицо обращено вверх, к яркому солнце и синему небу, раскосые глаза закрыты, на дрожащих губах пузырится кровавая пена. Белая блузка разорвана на животе и груди в кроваво-черные клочья, и сквозь них виднеется столь же безжалостно растерзанное залпами картечи окровавленное тело. Удивительно, но она еще жива, и, когда я обнимаю ее, приподнимая голову, она открывает глаза. Мои руки сразу становятся теплыми и липкими от крови, а она пытается что-то сказать мне сквозь мучительные хрипы и кровь, заливающую легкие и горло. Я прошу ее молчать, ведь ей нельзя сейчас говорить, прошу держаться, произношу еще какие-то слова, ненужные и бессмысленные, а кровь растекается по белой ткани, распускаясь цветами смерти. Она смотрит мне в глаза, продолжая что-то шептать, и вместе с ее последним вздохом, который касается моего лица, легкий, как крыло бабочки, до меня долетает слово: «Прости…» Глаза ее слегка затуманиваются и продолжают смотреть, но уже не на меня, а туда, за порог этой жизни, куда отправилась сейчас ее душа. Я продолжаю держать ее в объятиях, чувствуя, как кровь пропитывает мою рубашку, пока издалека не доносятся звуки полицейских сирен. И тогда я отпускаю ее. Навсегда.

Серое небо низко нависло над квадратным двором, и мелкий дождь оседает на землю, как равнодушные холодные слезы. Серые, облупившиеся каменные лики домов стеснились вокруг и смотрят пустыми глазами грязных темных окон. Растерзанное тело на мокром асфальте распластано, как кусок остывшего мяса на разделочной доске живодера, как разорванная оболочка человеческой души. Почерневшие клочья одежды, разрубленная грудь, торчащие осколки ребер, волосы, слипшиеся от крови в ведьминский колтун, и лицо, покрытое темно-красной запекшейся коркой. Изящная кисть руки лежит на грязной земле, как сорванный белый цветок. Я стою в проеме задней двери бара и смотрю, как люди серыми тенями обступают ее тело, как они ходят, разговаривают, как руки в резиновых перчатках быстро пробегают по зияющим ранам. «Тебя проводить?» — «Не надо. Я такси вызову». Тогда я тоже отпустил ее. Навсегда.