– Высокородной! – Афина быстро вернулась к ним. – Мелия была высокородной особой – принцессой у себя на родине, пока ее не похитили и не продали в Трою. Поликсена решила не подвергать ее унижению. Я ведь уже сказала тебе, троянская царевна – не такая, как все.
Афина повернулась спиной к воинам и строго посмотрела на Кэт и Джаки.
– Теперь я удаляюсь.
Она снова посмотрела на мужчин и величественно вскинула руки.
– Знайте, что я буду наблюдать за ними, и никому не ведомо, когда я вернусь!
И богиня исчезла в облаке светящегося серого дыма.
– Как в театральной постановке, – шепнула Джаки.
– Идем, царевна Трои. Я покажу тебе твой новый дом. И, не интересуясь, следуют ли за ним женщины, Ахиллес широким шагом пошел прочь из храма, а его солдаты выстроились в колонну вокруг Кэт и Джаки и отправились за ним.
Глава 7
– Милостивый Иисус, ты только взгляни на это! – прошептала Джаскелина на ухо Кэт.
Они стояли на краю гигантского рва, выкопанного между зеленой равниной, что тянулась от плоской возвышенности, на которой стояла Троя, и широким белым песчаным пляжем, омываемым морем таким чистым и синим, что у Кэт чуть не заболели глаза. Но не ошеломительный ров и не прекрасные морские воды заставили Джаскелину вытаращить глаза. Слева от них, насколько мог видеть глаз, песок был покрыт ярко расписанными шатрами. А сразу за прелестным заливом море было заполнено деревянными кораблями.
– Сюда, царевна, – сказал Одиссей, нарушив чары величественной картины.
Они остановились, а сопровождавшие их воины отправились вдоль береговой линии; чуть дальше они начали спускаться в ров и выбираться из него по другую сторону.
– Ахиллес и его мирмидоняне стоят отдельным лагерем, – пояснил Одиссей, удрученно скривив губы.
– Так было и до того, как Агамемнон забрал Брисеиду? – спросила Кэт.
Одиссей кивнул.
– И до того. – Он жестом предложил женщинам идти с ним. – То, что Ахиллес и Агамемнон не любят друг друга, давно всем известно. Но только в последнее время эта неприязнь превратилась в открытую ненависть.
– Это выглядит не слишком-то разумно – открыто ненавидеть своего царя, – сказала Джаки.
Одиссей посмотрел на нее с легким удивлением, прежде чем ответить, и Кэт тихо вздохнула с облегчением. Может быть, их маскарад «оракул и ее высокородная служанка» и вправду сработает...
– Ахиллес – величайший греческий воин. Так что, возможно, лучше было бы спросить, почему это царь отдалился от своего героя.
Кэт саркастически рассмеялась.
– А высокомерие, тщеславие, похоть? Разве цари не склонны к чему-то в этом роде?
Она уже готова была мысленно запеть торжественное «Боже, храни Америку», когда вспомнила о современных американских политиках, и гимн прервался, не начавшись.
Одиссей пристально взглянул на нее.
– Но ведь говорят, твой отец не страдает ничем подобным. Наоборот, слухи твердят, что он мудр, благороден и весьма любим своим народом.
– Но он не единственный царь, которого я знаю, – поспешно ответила Кэт, надеясь, что не ляпнула чего-то уж совсем непотребного, и отчаянно жалея о том, что закончила колледж так много лет назад и что во время учебы не слишком много внимания уделяла литературному курсу.
– Говорят, ты собиралась обручиться с царем Сард, – сказал Одиссей.
Вот дерьмо! Она уже почти обручена? И с царем, конечно, не меньше. Ха! Кэт нервно сглотнула. Венере, черт побери, следовало дать им краткий инструктаж.
– Э-э... я вообще-то предпочла бы, понимаешь ли, не говорить о моей прежней жизни.
Одиссей склонил голову, молча проявляя сочувствие к тому, что, как предположила Кэт, считал ее загубленной жизнью.
– А что за девушка эта Брисеида? – спросила Кэт, осторожно меняя тему разговора.
Брови Одиссея взлетели.
– Она была военной женой – красивой и угодливой.
Джаки фыркнула, что вызвало у прославленного героя улыбку.
– И как она относилась к Ахиллесу? – задала Кэт очередной вопрос.
Тон Одиссея стал вдруг загадочным.
– Так же, как относятся к нему все женщины.
Немного поколебавшись, герой добавил:
– Ахиллес – великий воин.
– Но это скорее относится к жизни, чем к войне.
– Нет, с тех пор как Парис похитил Елену, – возразил Одиссей.
– Ну, может быть, на этот раз все будет по-другому, – сказала Катрина.
Одиссей буквально пронзил ее взглядом.
– Скажи, Афина прислала тебя сюда, чтобы даровать нам победу над Троей?
«Нет, вообще-то я здесь для того, чтобы Ахиллес устранился от войны и троянцы победили как можно быстрее», – подумала Кэт, но вслух сказала совсем другое:
– Как сказала Афина, я здесь ради Ахиллеса.
– Разумеется, ради него, – пробормотал Одиссей, давая понять, что уж в это он поверит в последнюю очередь.
Гладкий песчаный пляж перешел в дюны, поросшие травой, и Кэт с радостью обнаружила, что они с Джаки отстают от Одиссея, огибая миниатюрные холмы, а значит, и продолжить разговор не смогут. Потом и дюны кончились – совершенно внезапно, и впереди открылась бухта впечатляющих размеров, хотя и поменьше, чем залив, в котором стояли на якоре греческие корабли. Бухту со всех сторон окружали огромные ломаные зубы темных кораллов. Между ними тоже красовались корабли – все до единого черные. Кэт остановилась, подсчитывая их... тридцать с лишним. А на пляже перед бухтой раскинулись шатры.
– Ахиллес вон там, ближе всех к берегу.
Одиссей замедлил шаг и повел женщин к огромному шатру, стоявшему отдельно от прочих. Ткань этого шатра была выкрашена в такой яркий желтый цвет, что он казался почти золотым, и украшали его изображения величественных орлов.
Кэт увидела Ахиллеса около шатра в толпе мужчин, окруживших кого-то.
– Очень мило, что он нас ждет, – пробормотала Джаскелина, – Мистер Тот, Кто Нуждается в Уроке Хорошего Тона...
Кэт вздохнула, в душе соглашаясь с подругой.
Они приблизились к Ахиллесу, но он совершенно не обращал на них внимания. Кэт гадала, должна ли она спросить, куда направиться, или просто войти в шатер и сама там осмотреться. И тут вдруг она поняла, на что именно смотрят воины. Парень в середине круга сидел на какой-то скамейке, и его просто заливало кровью из раны на левом бицепсе. А рядом хлопотал невысокий старик с потрепанной соломенной корзиной в руках. С победным вскриком старик вытащил из корзины большую иглу которая выглядела такой же острой, как и грязной. В иглу была вдета длинная нить, показавшаяся Кэт похожей на черную леску для ловли рыбы. Старик сказал со злорадной усмешкой: