Жасминовые ночи - читать онлайн книгу. Автор: Джулия Грегсон cтр.№ 78

– Нет. – Фаиза покачала головой.

«Хватит прикидываться, старая дура. Я знаю, что ты нормально говоришь по-английски».

– Послушайте, – негромко взмолился он, хотя ему хотелось заорать на всю улицу. Кот глядел на него, в его глазах отражалось огненно-красное небо. – Миссис Мушавар, пожалуйста, помогите мне. Вы учили ее. Она уважает вас. Вы должны знать. – Через несколько часов грузовик увезет его в пустыню. Возможно, он больше никогда не увидит Сабу. – Пожалуйста.

Ее нарисованные брови поползли кверху. Казалось, она была готова что-то объяснить, но потом снова замкнулась.

– Извини за это, но я не знаю. Она здесь этим утром, очень хорошо. Сейчас ее нет. – И Фаиза захлопнула дверь перед его носом.

Короче, все его старания ни к чему не привели. Следующие несколько часов он провел, слоняясь по обычным для англичан злачным местам, надеясь, что каким-то чудом она окажется там. В баре «Сесил» было полно девушек из АТС [116] . Одна или две с надеждой улыбнулись, увидев его. Еще одна сказала, что если эта Саба еще в Александрии, то она ненормальная. Это страшно глупо, увези ее в Бейрут, да поскорее.

Поздно вечером Дом вернулся в свою комнату, сел на стул и уронил голову на руки. На душе у него было тоскливо. Из гавани доносился протяжный и печальный рев корабельной сирены. В семь утра они встретятся с Барни возле офицерского клуба. Барни договорился со снабженцами, что они подбросят их до аэродрома на своем грузовике. Он должен ехать, он хотел этого. На следующий день эскадрилья получит приказ, и начнется то, что они в шутку называли «большой бемс». Отпусков и увольнительных долго не будет; зато будут бои, яростные и нескончаемые. Возможно, он погибнет в одном из них, так и не попрощавшись с ней.

Он сходил с ума от злости и разочарования. Что зря потратил драгоценное время. Потом приказал себе успокоиться. Побрился, приготовил постель и стал складывать в ранец оставшиеся вещи – защитные брюки, карту и носки, которые она постирала. И тогда увидел ее записку.

«Неожиданно уезжаю на концерты. Так жалко. Я люблю тебя. Надеюсь, что скоро вернусь. С любовью, Саба».

Не веря своим глазам, он перечитал записку несколько раз. Такая короткая, такая небрежная. Ни адреса, ни толковой информации, почти что отписка. Да, она возвращалась сюда, теперь он это заметил; нет ее расчески и мыла, да и вся одежда исчезла, кроме красного платья, оно висит в шкафу. Он снял платье с плечиков и положил на кровать. Вдохнул слабый запах роз и жасмина и издал тоскливый стон. Он никогда и не думал, что любовь способна так больно ранить – он чувствовал себя раненым, искореженным, словно кто-то ударил его ногой в живот.

Самолет с рокотом летел сквозь ночь в Стамбул. У Сабы возникло кошмарное ощущение, что она скользила куда-то в бездонную пропасть, что все происходит слишком быстро и хаотично. Озан спал впереди, в трех рядах от нее, со своим обычным самодовольным видом. Она и не думала, что окажется вот так вместе с ним. Где его жена? Его помощники? Что сейчас делает Дом? Ей было страшно даже подумать, что она так его обидела.

Перед отъездом из Александрии она поругалась с Элли.

– Я не могу уехать, не сказав ему, – объявила она. – Он ждет меня – завтра он вернется в свою эскадрилью… Я хочу забежать к нему.

Элли занималась «голливудской упаковкой», как она это называла, – бросала одежду в раскрытый чемодан, не складывая ее и не упаковывая в бумагу, как делала это обычно. После слов Сабы она широко раскинула руки, изображая удивление.

– Сейчас нет времени, – сказала она. – Я знаю, это безумие, но они заедут за тобой через двадцать минут, а твой самолет улетает сегодня вечером, и тут я ничего не могу поделать. – Без обычной, тщательной косметики глаза Элли казались голыми. – У меня тоже тяжелая ситуация. Теперь у меня нет работы и мне негде жить. Ох, как мне надоело, что за меня все решают другие… и Тарик злится, а я надеялась, что он проведет эту неделю со мной… Так что все сплошной мрак, правда?

В конце концов, они нашли компромисс.

– Слушай, дорогая, – взмолилась Элли. – Напиши ему письмо – я отвезу его в ту же минуту, как ты уедешь, и тогда он хотя бы будет знать, где ты.

Саба растерялась от волнения. Учитывая предостережения Клива, что могла она сообщить Дому, чтобы это было безопасно? В конце концов, у нее получилась унылая записка, торопливая и холодная. Ее мозг ежился от стыда, когда она представила, как ее будет читать Дом. И что он теперь подумает о ней.

Зафер Озан, одетый сегодня особенно элегантно, в светлый костюм и жемчужно-серый галстук, стряхнул с себя дремоту и настроился на общение. Покачиваясь, он прошествовал по проходу и сел рядом с ней.

– Можно я немного посижу рядом с тобой? – прокричал он, перекрывая шум двигателей. Его небольшое, сильное и полноватое тело оказалось в неприятной близости – а Саба как раз ощутила приближение тошноты.

– Ты довольна, что летишь в Стамбул? Ты была прежде в Турции? – Он повернулся к ней, наблюдая ее реакцию; вероятно, он ожидал, что для нее это будет большим подарком. – Ведь ты сказала, что там родился твой отец.

– Они уехали, когда он был мальчишкой. – Ей тоже пришлось кричать в ответ. – Отец хотел путешествовать… хотел путешествовать. – Она надеялась, что теперь он замолчит.

– Напомни мне, из какого города… из какого города он уехал? – не унимался Озан.

– Из маленькой деревни Ювезли, – ответила Саба. – Они почти ничего о ней не рассказывал.

– Кажется, я знаю ее – это на дороге между Ускюдаром и побережьем Черного моря, – сказал он. – Симпатичное место, мы можем показать его тебе. И не смотри с такой тревогой, – весело добавил он, – у тебя будет лучшая жизнь твоего времени… – Он поправился: – Лучшее время в твоей жизни.

Теперь двигатели гудели ровно. В круглых окошках Саба видела облака; на мили и мили внизу пространство спокойно наполнялось багряными и золотыми красками закатного солнца.

– Я забыл спросить, – сказал Озан, – про твои занятия с Фаизой. Тебе они понравились?

– Очень, – оживилась Саба. – До этого я пела только несколько турецких песен, в основном детских, а по-арабски вообще не пела.

Озан заерзал в кресле. Покачал головой.

– В Стамбуле эти песни не понадобятся. Арабский – официальный язык в Бейруте, и там мои друзья ревностно относятся к тому, чтобы песни звучали на арабском. В Стамбуле, – с гордостью заявил он, – люди больше открыты Западу. Там мы смотрим на вещи шире.

Она почувствовала странную смесь облегчения и разочарования – как ученица, которая долго готовилась к экзамену, а потом узнала, что его в последний момент отменили. Прежде Озан с такой страстью говорил о песнях, а теперь у Сабы закралось подозрение, что они для него важны примерно так же, как сырная соломка или арахис на его вечеринке.