Фламандская доска - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 25

— Вот, — начал объяснять он, — позиция, изображенная на картине:

— Как видите, каждой клетке соответствуют определенные координаты, что позволяет легче следить за расположением и перемещением фигур. Мы сейчас видим доску как бы глазами того игрока, что справа…

— Роже Аррасского, — подсказала Хулия.

— Роже Аррасского или нет — в данном случае это не суть важно. Главное то, что, глядя на доску с этой стороны, мы нумеруем клетки по вертикали от одного до восьми — по мере отдаления, а по горизонтали обозначаем их буквами — от a до h. — Объясняя, он указывал карандашом. — Существуют и другие, более техничные, классификации, но боюсь, что вы запутаетесь.

— Каждый значок соответствует фигуре?

— Да. Это принятые обозначения фигур: видите, одни белые, другие черные. Здесь, внизу, я указал, какой из них соответствует каждый знак:

— …Таким образом, даже если вы очень мало понимаете в шахматах, вам будет легко понять, что, например, черный король находится на клетке а4. И что, к примеру, на клетке f1 стоит белый слон… Вам понятно?

— Абсолютно, — кивнула Хулия. Муньос продолжил свои объяснения:

— До сих пор мы занимались фигурами, находящимися на доске. Но, для того чтобы проанализировать партию, необходимо разобраться и в тех, которые уже выведены из игры. То есть съедены. — Он взглянул на картину. — Как зовут того, что слева?

— Фердинанд Остенбургский.

— Так вот, Фердинанд Остенбургский, который играет черными, съел у своего противника следующие белые фигуры:

— …То есть: слона, коня и две пешки. Роже Аррасский, в свою очередь, съел у своего соперника вот эти фигуры:

— …В общей сложности четыре пешки, ладью и слона. — Муньос задумался, глядя на диаграмму. — Если смотреть на эту партию с точки зрения преимущества, то оно на стороне белых: ладья, пешки и так далее. Однако, если я правильно понял, вопрос заключается не в преимуществе, а в том, кто — то есть какая фигура — съел белого коня. Очевидно, что это сделала одна из черных фигур: это ясно даже воробью. Но тут следует двигаться без поспешности, шаг за шагом, с самого начала. — Он взглянул на Сесара, потом на Хулию, словно извиняясь за сказанное. — Нет ничего более обманчивого, чем очевидный факт. Этот логический принцип вполне приложим и к шахматам: то, что кажется очевидным, далеко не всегда является тем, что произошло или вот-вот произойдет на самом деле… Короче говоря, наша задача состоит в том, чтобы выяснить, какая из черных фигур, еще находящихся в игре или уже выведенных из нее, съела белого коня.

— Или кто убил рыцаря, — уточнила Хулия. Муньос сделал уклончивый жест:

— Меня это уже не касается, сеньорита.

— Можете называть меня просто Хулия.

— Ну, так меня это уже не касается, Хулия… — Он вгляделся в листок со схемой с таким выражением, как будто там был записан сценарий беседы, нить которой он потерял. — Думаю, вы заставили меня прийти сюда для того, чтобы я сказал вам, какая фигура съела этого коня. Если в процессе этого исследования вам обоим удастся прийти к каким-либо выводам или разгадать какую-то загадку — отлично. — В его взгляде появилось больше уверенности, словно он черпал ее в своих шахматных познаниях. — В любом случае, этим должны заниматься вы. Я — всего лишь случайный гость. Я ведь просто шахматист, и все.

Сесар нашел его слова резонными.

— Я ничего не имею против такого расклада. — Он повернулся к Хулии. — Он будет анализировать ходы, а мы — находить для них соответствующее толкование. Это называется — работать в команде, дорогая.

Кивнув, она закурила еще одну сигарету и затянулась. Ей было слишком интересно, чтобы заострять внимание на подобных формальных мелочах. Она положила свою руку на руку Сесара, ощутив мягкое и равномерное биение его пульса на запястье, потом уселась на диван и закинула ногу на ногу.

— Сколько времени нам понадобится?

Шахматист почесал плохо выбритый подбородок.

— Не знаю. Полчаса, неделя… Все зависит от обстоятельств.

— От каких?

— От многих. От того, насколько мне удастся сосредоточиться. И от того, повезет мне или нет.

— Вы могли бы начать прямо сейчас?

— Конечно. Я уже начал.

— Ну так вперед!

Но в этот момент зазвонил телефон, и шахматную партию пришлось отложить.

Потом, много позже, Хулия уверяла, что она предчувствовала, о чем пойдет речь, хотя сама же признала, что очень легко утверждать подобные вещи a posteriori [14] .

Уверяла она также, что в тот момент четко осознала, как ужасно все осложняется. На самом деле, как она вскоре поняла, осложнения начались значительно раньше и успели переплестись необратимо, хотя до того момента и не проявлялись в своей самой неприятной форме. В общем-то, можно сказать, они начались еще в тысяча четыреста шестьдесят девятом году, когда тот наемник, вооруженный арбалетом, — темная пешка, чье имя кануло во тьму веков, чтобы никогда не всплыть из нее, — натянул смазанную жиром тетиву своего оружия и укрылся поблизости от рва восточных ворот остенбургского замка, терпеливо, как охотник, поджидая человека, за жизнь которого ему было заплачено позвякивавшими теперь в его кошельке золотыми монетами.

Вначале полицейский не произвел на Хулию слишком уж неприятного впечатления, учитывая данные обстоятельства и то, что он был полицейским; хотя факт его принадлежности к группе по расследованию преступлений, связанных с предметами искусства, похоже, не намного отличал его от других его коллег. Влияние мира, в котором протекала его профессиональная деятельность, сказывалось — если сказывалось — лишь в преувеличенно вежливой манере произносить «добрый день» и «садитесь, пожалуйста» и в довольно сносно завязанном галстуке. Кроме того, он говорил неторопливо, не слишком подавляя собеседника, и часто, впопад и невпопад, кивал, как бы соглашаясь с его словами; хотя Хулии так и не удалось понять, что это у него: тик, профессиональный прием, имеющий целью внушить доверие допрашиваемому, или стремление дать понять, что он уже напал на след. А вообще это был толстый, небольшого роста человек в коричневом костюме и с забавными длинными, на мексиканский манер, усами. Что же касается искусства как такового, главный инспектор Фейхоо скромно считал себя любителем: он коллекционировал старинные кинжалы.