– Ну вот, кажется, и пришли, – кинув на распахнутые настежь ворота, хмыкнул Магнус-Леонид. – Вон и алкоголики местные…
– Кто, майи герр? – недоуменно переспросил Петер.
– Ярыжки. Пианицы.
– А-а-а.
Пройдя обширным двором со стоявшими там несколькими телегами и привязанными к коновязи лошадьми, как видно, принадлежавшими каким-то торговцам, господин и его юный слуга, пригнувшись, вошли в низкую дверь с прибитой к притолочине еловой веткой. Арцыбашев был готов ко всему, однако внутри кабака вовсе не оказалось как-то по-особому противно или опасно. Ну да, сидели мужики – пили, закусывали как-то мелочью, а чаще и вовсе обходились без закуски – выпив, лишь усердно крякали да с размаху били чарками по столу. А в общем-то, вели себя прилично, да и вокруг было довольно чистенько, даже проворный служка – кабацкая теребень – усердно мел пол спрыснутым в воде веником. Обычная рюмочная, ничего такого.
– Вот тот стол, кажись, свободен… ага…
Едва посетители уселись, как оторвавшийся от веника служка, молча, без всяких вопросов, поставил на стол две чарки с водкой. Серебряные! Статус гостей кабацкий определил по одежке.
– Эй, эй, любезный! – бросив на стол мелочь, Арцыбашев поманил слугу. – На зуб чего принеси.
– Чего-чего?
– Ну, закуски какой-нибудь. Пирогов там, еще чего…
Теребень – кривобокий парень с грязными рыжими патлами и круглым, густо усыпанным веснушками лицом – неприятно осклабился:
– У нас ведь царев кабак, господине! Не какая-нибудь харчевня. Не есть – пить приходят. Хотя что ж. Капусткой могу угодить?
– Давай капусту свою. Тащи.
Через пару минут слуга тяпнул на стол глиняное блюдо с кислой квашеной капустой… довольно вкусной, несмотря на неприглядный внешний вид. Правда, есть ее пришлось руками – никаких столовых приборов, кроме чарок, в сем питейном заведении не подавали. Ну, так и правильно – не есть, пить пришли! А покушать да поночевать милости просим в харчевни да на постоялый двор! Только водки вам там не подадут, даже и гнусного медового перевару – водка только в царевых кабаках! А в харчевне… ну, из-под полы разве что… Там другое питье, не столь убойное: квас, медовуха, бражица.
– Ну, и где же этот чертов дьяк?! – покосившись на подозрительно оглянувшегося служку, Леонид поднял чарку.
– Подождем, майи герр, – весело улыбнулся Петер. – А покуда ж – выпьем…
– Я вот тебе выпью!
– Нехорошо не пить, господин. Здесь же кабак все-таки.
С точки зрения конспирации слуга был абсолютно прав. Как это – прийти в кабак и не пить? Все равно что в парилку ввалиться в одежде. Подозрительно! Очень. Вон и так уже кабацкая теребень оглядывается.
– Ладно.
Намахнули. Захрустели капусточкой. Служка тотчас же наполнил опустевшие чарки. Вмиг!
Арцыбашев покачал головой: этак и спиться можно. Покуда дьяка ждешь… Чарки-то тут немаленькие – с нормальный такой стакан. Ну, не двести граммов… но сто пятьдесят – точно! Тем более – почти без закуски-то.
– Смотри, не очень-то налегай, парниша!
– Так я ж, майн герр… О! А вот и дьяк!
Опустив стакан, Петер помахал рукой только что вошедшему в кабак Тимофею. Тот, завидев сидевших, улыбнулся, подошел да, сняв заплечный мешок, уселся рядом на лавку. Расторопный кабацкий служка проворно притащил третью чарку. Выпили. Так, для конспирации, но в голове загудело.
– Принес? – пожевав капустки, негромко поинтересовался Леонид.
– Принес, ну.
Кивнув, дьяк развязал мешок.
– Смотри – вона.
Часы с браслетом. Обычные такие часы, серебристые, с темно-синим циферблатом, марки «Ракета». Петродворцовый часовой завод, кажется.
– За сорок копейных денежек уступлю, господине.
– Сорок денежек? – Арцыбашев с возмущением вскинул брови. – Это ж с полкоровы!
– Так и вещица-то! – Зотов прищелкнул языком. – Вона, блестит вся… играет!
– То-то что играет. Не злато, не серебро – так, погремушка, – Лёня отодвинул часы к дьяку. – Еще что имеется?
Честно сказать, не густо оказалось у дьяка, совсем не густо. Кроме «Ракеты» еще голландская зажигалка, авторучка, какое-то несуразное пресс-папье, пустая пол-литровая бутыль из-под водки «Пшеничная»… и несколько советских монет, мелочь. Пятнадцать копеек, двадцать, пятаки… Самая старая монетка – восемьдесят первого года.
Леонид задумчиво покусал губу. А ведь здесь все вещи – из начала восьмидесятых! Выходило, что кто-то еще не так давно проникал сюда – именно из того времени. Из восьмидесятых годов двадцатого века, а вовсе не из начала двадцать первого! Что ж, получалось, что Арцыбашев один – из того? И как обратно… если есть выход, так он ведет в восьмидесятые?
Пусть так! Все лучше там, чем здесь. Уж куда безопаснее, да и быт налажен… В конце концов, и там можно будет новый путь поискать, по подвалам пошариться…
– Кажную – на «новгородку» обменяю, – заметив интерес собеседника, подмигнул дьяк.
– Давай на «московку», – Леонид хитро прищурился: все ж таки надо было хоть что-нибудь купить. – И не все – а вот эти две.
Зотов скорбно покачал головой:
– Всего две, господине? И браслетку даже не возьмешь?
– Две, – твердо заверил король. – И ты сейчас мне подробно расскажешь, где все это нашли и при каких обстоятельствах. Ну-ну, не парься! Рассказ оплачиваю отдельно. Вот…
Арцыбашев выложил на стол еще дюжину монет – серебряных московских денег размером всего-то с ноготок. Однако эти «ноготки» довольно много стоили!
– Эх, ладно, мил человек, – уступил дьяк. – По рукам!
– Ну, так давай, рассказывай.
Как и предполагал Леонид, все вещи из будущего были изъяты у «поганых немцев», появившихся в Кремле.
– Немца того у Тайницкой башни схватили, – вспоминал Тимофей. – А другого – у Воротной. Третьего же… гм…
Дьяк задумался, и Арцыбашев нетерпеливо его подогнал:
– Тоже где-то в Кремле, верно?
– А вот и не в Кремле! – неожиданно возразил Зотов. – И не на Москве даже.
– Не в Москве? А где же?
– В Новгороде! Ну да, в Новгороде. Как раз тогда заваруха там началась. Вот немца и словили… Да сразу – в прорубь, особо не спрашивая, потому как ясно же – лазутчик, соглядатай!
Король недоверчиво поджал губы:
– Что, даже не допрашивали?
– Еще пяток «новгородок» прибавишь, господин?
– Н-на!
Посыпались, зазвенели монетки. Дьяк проворно накрыл их рукой и, кинув одну подбежавшему служке, продолжил:
– Так о нем, немчине том, Ивашко Хмуров, опричник, докладал. Дескать, мчался прочь от войска… Тогда там все прочь мчались. Вот и взяли на стрелу.