— Я и не думаю. Я думал о том, что буду делать, когда получу свои три подарка.
— И что ты будешь делать?
Искать отца. Если он захочет, чтобы я его нашел, то у меня это получится. И тогда я докажу ему так или иначе, что не убью его, ни за что и никогда. Правда, он, скорее всего, не захочет найтись, да и я не знаю, как могу что-нибудь доказать.
— Ну?
Больше я ничего Габриэлю о себе не рассказывал: ни о татуировках, ни о видении, которое было моему отцу, ни о Фэйрборне.
Я говорю:
— Буду тренировать свой Дар. Не хочу застрять в теле какой-нибудь собаки.
— Да, быть фейном и то уже достаточно худо. А что еще?
— Почему ты думаешь, что есть что-то еще?
— Потому что ты весь такой… как это говорят англичане — смурной? Да, кажется, так это называется. Ты иногда такой смурной.
Смурной!
— Кажется, ты подобрал не то слово. Задумчивый будет вернее.
— А, по-моему, смурной — самое подходящее.
Я качаю головой.
— Есть одна девчонка, она мне нравится.
— И?
— И, наверное, с моей стороны это глупо. Она Белая Ведьма.
Я жду, что он скажет, что это действительно глупо и что я доиграюсь, убьют меня, а заодно и ее, но он ничего не говорит.
Утром мы сидим на траве возле расколотого мертвого дерева чуть ниже коттеджа Меркури. Кажется, что солнечное тепло здесь еще усиливается, как под лупой.
— Можно пойти погулять, — говорю я, щурясь и осматривая долину.
— О’кей.
Мы сидим.
— Или полазать по скалам, — предлагает Габриэль, вынув изо рта длинную травинку, но с места также не двигается.
Мы и так каждый день то гуляем, то лазаем.
— Может, искупаемся? — спрашивает он.
В долине есть небольшое озеро, но сегодня я не хочу гулять, купаться или лазать. Я хочу, чтобы Меркури пришла и сама сказала мне, что даст мне три подарка.
— Знаешь, до моего дня рождения осталось чуть больше недели.
— Знаешь, я уже говорил тебе это раньше: перестань себя накручивать.
— А если я не получу три… — Я умолкаю, потому что из леса под нами выходит Роза и идет к нам неторопливыми, но широкими шагами. Тонкое платье льнет к изгибам ее фигуры. Поравнявшись с нами, она опускается на траву рядом со мной.
Она говорит:
— Привет.
— Здравствуй, Роза.
Роза хихикает. Она совсем не похожа на хохотушку, но то и дело хихикает. А еще она часто краснеет, хотя совсем не застенчива. Это немного озадачивает.
Роза смотрит на Габриэля.
— Отправляйся в Женеву, повидай Пайлот, прикинь, сколько там Охотников, и доложи сегодня же вечером Меркури. — Вот это уже больше похоже на настоящую Розу.
Потом она вырывает травинку и говорит:
— Натан, Меркури сказала, что с радостью даст тебе три подарка в твой день рождения.
Наконец-то.
— Она говорит, что это честь для нее.
Честь!
— Она рассчитывает на вознаграждение? Или одной чести достаточно?
— Не вознаграждение, — ответила Роза. — Одолжение. Знак признательности и уважения. Это ведь так естественно — хотеть отблагодарить дарителя. Так ведут себя воспитанные люди.
— И какого одолжения она от меня ждет?
Роза хихикает и краснеет.
— Она хочет два одолжения.
Значит, одной чести тут явно недостаточно.
— И какие же два одолжения хочет получить от меня Меркури?
— Она скажет тебе сегодня вечером.
— Что будет сначала? Одолжения или подарки?
— Она говорит, что одно одолжение ты должен оказать ей еще до церемонии.
Значит, оно будет сравнительно простым, хотя что это будет, я понятия не имею. У меня нет ничего, что я мог бы ей дать.
— Второе ты должен будешь оказать ей после, как только сможешь.
— А что, если я не смогу?
Роза хихикает и проводит пальчиком себе по горлу.
Габриэль возвращается в Женеву через проход, а я отправляюсь на длинную прогулку, чтобы занять себя хоть чем-нибудь. Когда вечером мы снова встречаемся в коттедже, я уже на пределе. Ведь мне предстоит встреча с Меркури. Я во что бы то ни стало должен стать Черным Колдуном. Я должен стать сыном Маркуса.
Меркури приветствует меня, согласно обычаю, тремя поцелуями, но делает это так медленно, словно не целует, а обнюхивает меня. Ее губы не касаются моих щек, но я чувствую исходящий от них леденящий холод. Она говорит:
— От тебя всегда так хорошо пахнет, Натан. — Потом, словно забыв обо мне, начинает расспрашивать Габриэля, как там в Женеве.
Охотники, похоже, превратили город в свою базу и прочесывают окрестности; по словам Пайлот, они ищут следы, которые приведут их к сыну Маркуса. Меркури, похоже, довольна тем, что коттедж находится далеко от них и о квартире в Женеве тоже еще не пронюхали.
После ужина она говорит:
— Как, по-твоему, у меня другие глаза, Натан?
— Таких глаз, как ваши, я еще не видел. — Когда глядишь в них, то кажется, будто заглядываешь в пустые глазницы черепа, такая в них чернота, но время от времени в этой черноте словно вспыхивают далекие молнии.
— Ты ведь встречал не много Черных?
— Нет. — Я поворачиваюсь к Розе. — Зато я встречал Белых Ведьм.
— Да, Роза редкая Белая Ведьма. Необычайно одаренная и способная.
Роза тут же заливается краской.
Меркури продолжает:
— Роза — Белая Ведьма по рождению, но теперь она мне как дочь. В душе она самая настоящая Черная Ведьма. А вот ты, Натан, телом как будто Черный, но насчет твоей души я сомневаюсь. Черная она или нет?
— Откуда мне знать? Я же говорю, я никогда раньше не видел Черных Ведьм.
Меркури содрогается всем телом и испускает дикий вопль, похожий на эхо, мечущееся в пещере.
— Хорошенькая у нас тут подобралась компания.
Я откидываюсь на спинку стула и рассматриваю Меркури. Она до жути худая. Но при этом совсем не слабая, вот уж нет. Даже ее серая, почти прозрачная кожа выглядит неуязвимой для пуль. Да, она худая, как железный лом, и хрупкая, и, может быть, с нее уже песок местами сыплется, но при этом она так же холодна и бессердечна, как тот самый лом. Ее непокорные серые волосы представляют собой спутанную массу, седые пряди мешаются в ней с черными, по бокам они заплетены в косички, сзади собраны в пучок, который пронзают длиннющие шпильки, и Меркури то и дело вынимает одну из них, чтобы покрутить в пальцах.